Любить нельзя ненавидеть
Шрифт:
— Что это?! — Реджина вернулась во дворец раньше, чем подозревал Генри, именно поэтому сейчас она с отвращением рассматривала тронный зал, который за несколько часов преобразился.
Высокая ель уже украшена разноцветными шарами и всеми остальными пестрыми безделушками, которые только могут присутствовать на новогоднем дереве. В зале расставлены свечи, развешаны веточки омелы и женщина с досадой подумала о том, что нужно снять их раньше, чем молодые служанки начнут водить сюда конюхов и рыцарей
— Реджина, дорогая, — Генри подоспел к дочери до того, как она собиралась криками выгнать всех из зала, а затем разрушить каждое украшение отдельно с особым наслаждением.
— Что это за мерзость? — спросила женщина, указывая на дерево.
— Это праздник, малышка, — улыбнулся старик, пряча руки за спиной, с добродушным взглядом осматривая зал.
— Я не хочу видеть это в своем дворце, — грозно ответила она, а затем повысив голос обратилась ко всем, — уберите это. Сейчас же. И не смейте даже говорить о праздниках в моем замке, — затем намного тише добавила. — Тут их давно не было и никогда не будет вновь.
— Очень зря, Ваше Величество. Я думаю, зал выглядит превосходно. Ваша Светлость, — отвесив принцу поклон, Робин прошел мимо ошеломленной брюнетки, даже не удостоив ее взглядом.
— Ты! — прошипела она. — Нагулялся?
Генри поспешил скрыться, дабы не стать свидетелем очередного скандала. А она, сложив руки на груди, холодно смотрела на лучника, ожидая его реакции.
— Весьма, — он заговорил тише, заметив, как навострили уши жадные до дворцовых сплетен служанки. — Информативная выдалась прогулка.
— Ты думаешь, — начала она, догнав разбойника в коридоре, — что можешь на неделю исчезнуть, а затем вернуться, как ни в чем не бывало?
Она следовала за ним, высказывая все, что успела накопить, за эти дни, не замечая, как умело стрелок петляет по коридорам, заставляя теряться вместе с ним.
Вглубь дворца, заманивая ее, как неразумного мышонка, прямо в мышеловку, где ароматный сыр стал бы предсмертным лакомством. Топот слуг утих, как и одобряющий голос Генри, стражи тоже не было. Никого. Идеально.
Робин резко остановился так, что она влетела в него, неосознанно схватившись за холщовую рубашку на талии.
— Робин, — прижатая к стене его телом, выдохнула, едва раскрыв губы.
Холодное острие заскользило по шее, готовое вот-вот пустить королевскую кровь на дорогую ткань платья.
— Что ты себе позволяешь, Реджина? Скажи, кем ты себя возомнила?
Ее широко открытые глаза говорили об испуге, демонстрировали слабость, которую так редко показывала эта гордячка. Робин почти поверил, что ее жизнь находится в его руках. Зря. Ведь когда она улыбнулась, лучник понял — несмотря на нож у ее горла, в опасности сейчас только он.
— Ты не сделаешь этого, вор.
Она специально понизила голос, чтобы заставить его слушать, специально подалась вперед,
В появившейся свободе Королева видела шанс переиграть партию в свою пользу. Тяжело вдохнула, показав, как тесно пышной груди в объятьях корсета. Как он давит на ребра, заставляя сердце работать с удвоенной силой — наверное, поэтому у нее румянец на щеках.
— Говори, зачем ты это сделала?
— Сделала, что, лучник? — протянула это прозвище, заставляя свой голос звучать в резонанс с его.
— Зачем ты убила мою семью?
— Семья ли это, раз так просто отвернулась от тебя? — в запале произнесла она. — Они предали тебя, Робин, а я — нет.
— Это не дает тебе право вершить их судьбы, — зло прошептал разбойник, следя за движением ее губ.
— Я не хочу, чтобы у тебя была причина вновь уйти без разрешения, — властно ответила она, заслужив его взгляд.
Не выдержала этой ненависти, что окрашивала радужку в густой синий цвет, не хотела замечать, как страсть и желание исчезают, уступая месту презрению и обиде — повернула голову в сторону.
— Смотри на меня, — он немного резко схватил ее за подбородок, снова возвращая себе внимание этой женщины.
Секундное замешательство, и вот, кинжал падает на пол, как и все к ее ногам.
Мужская рука задерживается на щеке, не замечая потерю оружия, затем скользит по скуле к подбородку, приоткрытым в попытке захватить больше воздуха губам.
Он очерчивает их контур, мягко надавливая пальцем на уголки, как художник, растирающий линию карандаша, желая придать ей более мягкий изгиб. Но это полотно не нуждалось в его неумелых корректировках. Она уже была законченной картиной, которую не исправит пара свежих пятен, будь то кровь или краска.
— Что ты со мной делаешь? — сбивчиво шепчет Гуд, чувствуя, как ее губы обхватывают палец, оставляя легкий поцелуй на кончике.
Робин не старается да и не желает ее останавливать, но, вновь принимая правила ее игры, произносит:
— Пытаешься меня отвлечь? Глупая, — касается губами щеки, прокладывая дорожку до уха, — тебя ведь возбуждает это не меньше меня.
Палец последний раз ласкает влажные губы, и спускается к шее. Рука сжимает горло, лишая любого желания продолжать игру.
Ее тело задрожало. Он почувствовал, так как она совсем не старалась скрыть этого. Но ее действия не похожи на попытки освободиться. Вместо этого Королева разглаживает рубашку на его теле, выправляет из брюк.
— Перестань, — твердо произносит Робин, сжав ее запястье свободной рукой.
Невиданная стойкость.
— Злишься на меня за то, что я прикончила твою компашку? — все же проникает под светлую ткань.
Пальцы нежно поглаживают тело, словно стараясь задобрить лучника лукавыми ласками, но он не ведётся, давно осознав, что противостоять этому можно, пускай и с трудом.