Любовь далекая и близкая

Федорченко Сергей

Последнюю фразу Александр прочел дважды и оторопело посмотрел на женщин.

– Это как? Я – будущий отец? Боюсь в это поверить, вдруг тут какая-то ошибка.

– А вы читайте дальше, Саша. Галя убедительно все описала, – сказала Вера Ивановна.

«…На другой день меня осмотрел врач-гинеколог, приятельница Риммы Степановны, – читал Александр, с трудом выговаривая слова от охватившего его радостного волнения. – И все подтвердилось! Я беременна! Я чувствовала себя такой счастливой, что не могла заснуть: то плакала, то мысленно разговаривала с тобой, Саша. И даже придумывала нашему малышу имена: если будет мальчик, то назовем его в честь папы Александром. А если родится девочка, то пусть она будет Ниной – в честь Нины Михайловны. И когда утром начались сборы в Германию, я была совершенно спокойна. Но в этот день случилось такое… Днем мы с ним ездили подписывать какие-то документы, и вдруг

я увидела тебя. Ты переходил улицу, и он сбил тебя, догадавшись, кого он сбил, потому что я дико закричала. Об этом я рассказала Римме Степановне. „Значит, он ищет тебя, – сказала она и тут же принесла мне ручку, несколько листов бумаги и почтовый конверт. – Все, что сейчас скажу, запомни и сделай или поступи так, как я посоветую, – непривычно строго начала она. – Через два дня вы с ним поездом уедете в Москву. Оттуда самолетом улетите в Берлин, и потом вас увезут в город, где на верфи строится наш теплоход. Там вы будете жить. Так вот, мой тебе наказ: присмотрись к людям, а русских там живет немало, и заведи с ними дружбу, если они нормальные, хорошие наши граждане. И только после этого уходи от моего сына. Я догадываюсь, что ты об этом думаешь. И согласна с тобой: жить с человеком, которого ты презираешь и даже ненавидишь, – это мука, пытка. Но, повторю, не делай ничего сгоряча, хорошо подготовься к уходу от него. Игорь, узнав, что ты беременна и от кого, думаю, возражать не будет. А для ваших друзей, которые наверняка появятся, это будет обычный рядовой случай – ну, разошлись и разошлись! Мало ли сегодня таких глуповатых пар. А что малыш, который появится, не его, будете знать только вы да твой Саша. Выносить ребенка – это тяжкий труд. Береги, умоляю, и себя, и будущее чадо! Теперь о письме. У тебя целых два дня, чтобы все подробно описать. Твои друзья должны знать, кто твой друг, а кто враг. Я буду помогать тебе, чем могу и как могу. Представляю, как там, в Перми, будут рады, когда узнают, что у вас с Сашей скоро родится ребенок. Передай, пожалуйста, им от меня большой привет. И еще. Письмо, видимо, получится большим, ты аккуратно вложи его в конверт, запечатай и подпиши. Обратный адрес укажи наш. Я почтовый ящик возьму под контроль, поэтому, если твои пермские друзья будут мне писать, пусть пишут на мой адрес. Но попроси их не тянуть с ответом. Дело в том, что моего мужа повысили – он стал заместителем председателя горисполкома, и скоро мы переедем в более просторную квартиру. А эту займет многодетная семья. Свой новый адрес я не знаю, узнаю – сообщу в Пермь. Письмо, которое напишешь, передашь мне, так сказать, из рук в руки. Я его отправлю заказным, так будет надежнее“.

И тут Римма Степановна обняла меня и сказала: „Боюсь я за тебя. Как ты там одна? Сможешь ли выстоять? Ведь сама еще ребенок!“ На что я ей ответила: „Не надо за меня бояться, Римма Степановна! Я теперь такая сильная! Видите – даже не плачу. Вы тоже берегите себя, я как-то видела – вы сердечные капли пили… целыми стаканами“. А она поцеловала меня и говорит так неожиданно: „Что ты, Галенька? Я еще внуков твоих хочу понянчить!“

Мои дорогие и любимые! Заканчиваю свое послание, получилось что-то вроде дневника. А слова Риммы Степановны я повторила, кажется, слово в слово – так они мне запомнились. Тут сказалось и мое филологическое образование. Вот видите, я даже немного подшучиваю, поэтому и вы, вспоминая меня, делайте это без жалости. А ты, Саша, должен быть уверен во мне: я никогда и никому не позволю не только прикоснуться ко мне, но даже намекнуть о таком желании. Пишу эти последние слова и вижу, как вы, собравшись вместе, по очереди читаете это письмо – ведь одному его не осилить…

До свидания, мои дорогие и любимые! Крепко-крепко всех вас целую!

Ваша Галя».

Александр закончил читать, отложил листы письма и торжествующе посмотрел на женщин.

– Что-то не слышно поздравлений. Перед вами без пяти минут отец, а вы, извините, как воды в рот набрали. Как это понимать? Неужели не рады?

– Да что ты, сынок! Это такая радость… Разве ее можно словами передать? – как-то осторожно заговорила Нина Михайловна. – Не знаю, о чем сейчас думает Вера, а я вот что вспомнила. По-моему, совсем некстати. Как ты после загорания уже вечером пришел и говоришь: все, мама, мы с Галей женимся, потому что мы сегодня были близки. Ох, как я тогда на тебя рассердилась! Даже послала к ней извиняться. А оно таким счастьем обернулось!.. А какое письмо Галя написала! Хочется читать его и читать. Ты, Вера, оставь его нам на пару деньков, пожалуйста, мы его с Сашей еще почитаем.

– Нина! О чем ты? Читайте, читайте, я потом с него в управлении ксерокопию сниму. Такое письмо да не сохранить? Галя приедет, а мы письмо как сюрприз ей преподнесем: на, почитай-ка, что ты тут изобразила так трогательно.

– Нам бы не сплоховать

и через денек-другой послать ответ Римме Степановне, – предложил Александр. – Пока она не переехала на новую квартиру. Опоздаем – придется ее разыскивать, как я Галю…

– Верно, сынок. Тянуть не будем, – согласилась Нина Михайловна. – Ты, Саша, напишешь главное письмо, а мы к нему приложим свои бабьи записочки. В Пермь ее пригласим, чтобы приехала, когда захочет…

– …И путевочку в Усть-Качку организуем. Пусть подлечит свое сердце. Со здоровым сердцем валерьянку не пьют, – вставила Вера Ивановна.

Вечером после работы дома Александр написал Римме Степановне ответ на Галино письмо. В нем он поблагодарил ее за все, что она сделала для нее. Попросил сообщить Гале, когда с ней установится почтовая связь, что он не только познакомился с Верой Ивановной, но и подружил ее с Ниной Михайловной. И в конце пригласил в Пермь. На другой день письмо вместе с женскими записками было отправлено в Горький. Потянулись дни напряженного ожидания: что ответит теперь сама Римма Степановна?

К этой немного суматошной личной жизни добавились институтские хлопоты и заботы, которых накопилось немало. Даже несмотря на то что в его отсутствие отдел возглавлял опытный главный инженер проекта Николай Деркач. Пришлось задерживаться на работе до позднего вечера. И как-то Василенко с ужасом подумал о том, что он до сих пор не удосужился позвонить Марине. Он тут же набрал ее служебный номер телефона, но, не услышав ничего, кроме длинных гудков, позвонил по домашнему номеру. Но опять услышал в трубке только длинные гудки. «Ошибся при наборе», – решил он. И посматривая на лежавшую перед ним записку Марины с ее номерами телефонов, аккуратно, выдерживая секундные паузы, снова набрал домашний номер. После раздражавших его нескольких гудков Александр уже хотел положить трубку, но вдруг услышал на том конце женский голос.

– Марина, это вы?! – воскликнул Александр.

– Александр? Неужели? – тоже громко ответила Марина. – Наконец-то! Вы пропали, что случилось?

– Не волнуйтесь, ничего не случилось. Отсутствовал на работе три недели, накопились какие-то срочные дела, вопросы, расшиваюсь потихоньку. А вы-то почему сбежали?

– Это у вас, нефтяников, все планируется и рассчитывается заранее – вы говорили мне об этом. А у нас все с точностью наоборот: планируй, не планируй – никому твой план не нужен, так как все решает руководство. Со мной так и получилось. В конце сентября в Берлине состоится международный фестиваль документальных фильмов. Оказалось, что в этот раз будет представлено немало фильмов на религиозную тему. А у нас их нет или есть, но очень старые. В Министерстве культуры вспомнили о моем фильме про деревянных богов. И решили посмотреть, что я у вас наснимала. Причем сделать это решили срочно, так как заканчивались сроки подачи заявок. Так я оказалась в Москве, или, как вы сказали, сбежала.

– Мы с Леней тоже гадали: что случилось? Но не будем об этом, слава богу, все прояснилось. Ну, вы показали фильм комиссии… И что?..

– Не фильм, а отснятый материал. Материал понравился, было решено монтировать фильм, озвучивать, в общем, готовить для участия в Берлинском фестивале.

– Это же здорово! Поздравляю, Марина.

– Кстати, показала и то, что сняла вместе с вами в Березниках. На две-три секунды там засветился и ваш друг.

– Смольников? Вот проныра, везде успеет. Тоже мне, артист!

– Сейчас с утра до вечера в студии, но фотографии уже готовы, куда высылать?

– Высылайте на мой адрес. На днях Леня будет в Перми, я передам ему его долю.

– Не скупитесь, хорошо? Чтобы и ребятам-буровикам досталось. Напечатала их с запасом, хватит на всех.

– Спасибо, Марина. Записывайте мой адрес и служебный телефон. Адрес не совсем городской, мы с мамой, Ниной Михайловной, живем в своем доме, вернее домике, в пригороде Перми. Поэтому домашнего телефона у меня нет.

– Все записала… Вы сказали «мы с мамой». И больше никого, только вы двое?

– Повторяю: в домике живут два человека – я и моя мама. Еще раз повторить?

– Не надо. И не сердитесь, пожалуйста, ну, спросила… Простое женское любопытство, что из этого?

– Рассердись на вас – и привет «нефтяному» фильму! Снимать не будете.

– Буду снимать, вот только закончу ленту о богах.

– Марина! На штурм Берлина! Мы с вами. Ни пуха!

– К черту, к черту! Фотографии высылаю, ждите.

– Ждем, спасибо. А что с ягодами? Вино привезли или все-таки ягоды?

– Сто раз мысленно благодарила Наташу за совет. Сделала так, как она говорила. Ягоды сохранила как ягоды, а довезла лишь половину из того, что мне подарили. В Перми пришлось угостить своих ребят, а в министерстве на них глаз положили члены комиссии. Я же домой не заезжала, а из аэропорта поехала сразу в министерство. Там и отсыпала им всего понемножку. Ох и облизывались они! Думаю, ваши ягоды помогли мне стать участницей Берлинского фестиваля.

– К фильму о нефтяниках привезем их в ведрах, наполненных до краев. Смело обещайте!