Любовь далекая и близкая
Шрифт:
Марина и представить себе не могла, что для того, чтобы просверлить в земле дырку глубиной полтора-два километра нужно столько сложнейшей техники: двигателей, насосов и лебедок, соединенных между собой толстенными, в руку толщиной металлическими тросами и гигантскими цепями. Но осмелев, она уговорила Александра подняться к верховому рабочему, который находился в «люльке» на высоте двадцати с лишним метров. И там даже выглянула наружу за обшивку вышки. То, что она увидела, привело ее в восторг. Вокруг до самого горизонта раскинулась непроходимая тайга, разрезанная, словно по линейке, прямыми, широкими, заросшими малинником,
Внизу их ждала вся бригада. Снявшие с себя мешковатые брезентовые спецовки, причесавшиеся и улыбающиеся симпатичные парни теперь вовсе не были похожи на тех суровых рабочих, которых она снимала во время осмотра буровой. И когда они спросили, нельзя ли сделать хотя бы одну коллективную фотографию, она с радостью согласилась. Фотографирование неожиданно затянулось. Буровики без конца подшучивали друг над другом, стараясь при фотографировании оказаться поближе к стоящим вместе Марине, Наташе и Димке. А уже прощаясь, стали расспрашивать ее о будущем фильме, приглашая вновь в гости и вежливо интересуясь, когда будут готовы фотографии и нельзя ли вместе с ними выслать кассету с фильмом о богах. Поблагодарив парней за очень теплую встречу, Марина заверила их, что сделает все, о чем они ее просили, и, сдерживая предательские слезы, направилась к машине, возле которой стояли поджидавшие ее Александр с Леонидом. Вдруг сзади кто-то окликнул ее по имени. Марина оглянулась и увидела бегущих в ее сторону Наташу и Димку. В руках у них были небольшие капроновые ведерки.
– Совсем про ягоды забыла с этим фотографированием и мужиками, – пытаясь отдышаться, заговорила Наташа. – Вот насобирали вам с Димой. – Наташа передала изумленной Марине ведерки. – В этом клюква, а вот тут брусника, и вот еще ведерко с черникой и морошкой. Морошка, правда, уже отходит, но ее еще много. Угостите своих. Вы когда уезжаете? Сегодня?
– Не знаю, Наташа, пока не знаю…
– Тогда вот что. Если уедете завтра, поставьте ягоды на ночь в холодильник, чтобы они не закисли, ягоды-то спелые. И еще: ребята просили передать, чтобы вы на них не сердились. Дескать, наклянчили всего, навыпрашивали, вдруг она рассердится?
– Да что вы, Наташенька! У вас такие симпатичные парни! Передайте им: я буду по ним скучать и всегда помнить их. Вы такие все здесь добрые! Можно я вас поцелую? – Марина обняла и поцеловала Наташу и по-взрослому протянула руку Димке. – Спасибо тебе за ягоды. Я думаю, мы обязательно еще встретимся, да, Дима?
В этот раз, уезжая с буровой, Смольников не гнал машину, а вел ее спокойно. То ли оттягивал время прощания с Мариной и Александром, то ли боялся, что рассыплются ягоды. Хотя все ведерки – он это видел – были обвязаны марлевыми салфетками.
– Прощаясь с бригадой и вот сейчас с Наташей, я окончательно решила, что, закончив работу над фильмом о богах, я начну снимать картину о нефтяниках, – заговорила первой Марина. – И хочу здесь остаться до утра, чтобы по свежим впечатлениям кое-что записать. Завтра или через день это будет уже не то. А вы, Александр, могли бы подождать меня утром? А утром по дороге в Пермь мы поговорили бы на
– Разве вам можно в чем-то отказать? – не стал возражать Александр.
– Тогда так, – оживился Смольников. – Сейчас едем ко мне, ужинаем, сплетничаем не спеша, а утром невыспавшие-ся, с больными головами, но жизнерадостные начинаем новый трудовой день. Мы с Александром за, а вы, Марина?
– Я – против. Леонид… Просто испорчу вам хорошую компанию, зачем нужен такой гость? Даю честное слово: мне нужно сейчас побыть одной. Поверьте – я компанейский человек, но не сегодня. Извините, вы очень хорошие… Как бы вас по достоинству назвать?..
– Назовите мальчиками, – подсказал Смольников, – сделайте комплимент.
– Пожалуйста. Так вот, мальчики, мне очень не хочется расставаться с вами, но сегодняшний вечер мой.
– Окей! – Леонид привычно чуть не въехал на гостиничное крыльцо и заглушил мотор. – За «мальчиков» вам, Марина, наше мальчишечье спасибо. Заканчиваем переговоры. Сейчас Саша занесет в ваш номер Наташины дары природы. Не забудьте поставить ягоды в холодильник, иначе к утру вместо них в ведерках будет молодое плодово-ягодное вино.
Прощаясь с Мариной, Леонид долго не выпускал ее ладонь из своей руки.
– Так жаль, что вас не будет! Оксана очень хотела познакомиться с вами. Шашлыки, уха, виски… Посидели бы, поспорили… о той же нефти, о вашем фильме. Как говорится, in vino veritas – истина в вине. Вот и поискали бы эту самую истину.
– Очень хорошо сказано, – улыбнулась Марина. – Не сомневаюсь, мы с вами еще не раз найдем повод и за мой фильм выпить, и за эту истину.
По пути к дому Смольников вдруг разоткровенничался:
– Надо же, какое совершенство создал Господь! Все в одном человеке: и красота, и ум, и талант. А какое обаяние! С ума сойти можно. Был бы холостым – бросил бы все и бегом за ней в столицу, чтобы каждый день знать и слышать, как живется красавице, как она дышит, не обидел ли кто…
– А с чего ты взял, что ей будут нужны твои вздохи и ухаживания? А если у нее хорошая дружная семья, любящий и любимый красавец-муж, ухоженные дети? И все это променять на какого-то несостоявшегося нефтяника? Остынь, Леня!
– Следи за своими словами, Саня! Кто-то скважины бурит, а кто-то этих работяг и тружеников кормит, одевает и обувает. – Да не злись ты! Свой диплом ты заработал и оправдываешь его. Речь не об этом.
– А о чем?
– О том, что у тебя все есть, все отлажено: прекрасная семья, отличный дом, высокая должность. И главное, ты нужен людям, они в тебе нуждаются. И это надо беречь. Тебе же не с неба это свалилось, сам заработал. Что же касается Марины… Наверное, подружимся с ней, тем более задумала фильм о нас, нефтяниках. Куда же она без нас?
– Знать бы, кто ее суженый. Его возраст, должность, есть ли дети, сколько. Давай-ка выведай у нее осторожно все это, пока до Перми будете нежиться в машине.
– Намек понял, постараюсь узнать.
– Вот и ладно. А то не женщина, а сплошные неизвестности. Как представляю, что ее охмурил какой-нибудь древний, толстый и лысый, как яйцо, деятель от культуры – плохо становится.
– Отстаешь от жизни, Леонид Васильевич! Сегодня такие супружеские пары – норма, правило. Или почти правило. Но сдается мне, Марина не из тех, кто может жить не любя.