Любовь и бесчестье
Шрифт:
Эдмунд встал, направился к дальней стене и принялся рассматривать корешки книг. Сам Монтгомери пока еще не дотрагивался ни до одного тома. Вне всякого сомнения, миссис Гардинер выбирала книги по своему вкусу, посчитав, будто кое-что из них заинтересует пэра Шотландии.
А возможно, покупала их просто на вес.
На книжных полках стояли разнообразные книги по садоводству и земледелию, книги об овцах, о крупном рогатом скоте и кое-какие романы. Монтгомери был заинтригован, обнаружив книгу Жюля Верна, и отложил ее, чтобы при случае прочесть.
Однако Эдмунд был
— Важно, чтобы вы побывали в Донкастер-Холле, ваша милость, — сказал Эдмунд, оторвавшись от созерцания книжного шкафа и, по-видимому, восстановив равновесие. — У вас найдется на это время до свадьбы?
— Нет, — ответил Монтгомери, снова садясь на стул. — По правде говоря, мне потребуется ваша помощь, чтобы получить лицензию на брак. Меня заверили, что, невзирая на тот факт, что я американец, с этим не возникнет осложнений.
Эдмунд кивнул.
— Я могу познакомиться с молодой женщиной?
Монтгомери встретил взгляд собеседника.
— Она племянница графа Конли, — ответил он. — Вы знаете его?
Эдмунд закрыл глаза, потом открыл их, будто под веками у него было целое собрание лиц и имен.
— Три дочери, — сказал он. — Два сына. Поместье в Гемпшире, вполне процветающее, а в палате лордов он завоевал репутацию забияки.
— Он знал, кто я, — сказал Монтгомери.
— Естественно, должен был знать, раз состоит в комитете, одобрившем вашу петицию, ваша милость.
— Ваша память впечатляет.
— Я провожу много времени в Лондоне.
Монтгомери кивнул, потом перевел взгляд на стопку бумаг на столе, которые ему все еще предстояло подписать.
— Вам придется принять немало решений, ваша милость.
Монтгомери осторожно поставил перо в держатель, откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.
— Неужели так будет продолжаться всегда? Что это за охота называть меня этим «вашей милостью»? Мы с вами знакомы уже три месяца, Эдмунд. Мы вместе прибыли из Америки. Вы знаете о моей жизни все, что полагается знать. Может быть, забудем о титуле?
— Если вы восприняли это как обиду, ваша милость, я прошу извинения.
Эдмунд отвесил поклон, и этот его жест был почти таким же раздражающим, как постоянное официальное обращение.
— Я полагаю, что вам следует отдавать должное, ваша милость. Вы одиннадцатый лорд Фэрфакс-Донкастер, и мой долг обращаться к вам соответственно.
Монтгомери знал о долге все. Долг заставил его делать то, чего он предпочел бы избежать. Чувство долга придавало ему отваги и даже внушало некоторое бесстрашие. Он, черт возьми, давно уже устал от чувства долга. Но, судя по всему, долг от него еще не устал.
Монтгомери кивнул и подвинул к себе стопку бумаг. Он перечитал один параграф в контракте, составленном на том языке, на котором в Англии не говорили уже по меньшей мере два века. Если бы Эдмунд не раздражал его так сильно, он попросил бы его перевести этот документ на удобопонятный язык и быстро зачитать ему, но теперь упорно отказывался это сделать и продолжал читать, спотыкаясь на каждом абзаце, пока не понял, что речь идет
— Донкастер-Холл должен достаться моему сыну или дочери, — сказал он, бросив взгляд на Эдмунда. — Законы Шотландии допускают наследование имущества женщинами.
— В Америке то же самое.
— Вы найдете большое сходство между Америкой и Шотландией, ваша милость, — сказал Эдмунд. — Как-никак, а Шотландия — родина семьи Фэрфакс.
— Мой дед сохранил провинциальный шотландский выговор на всю жизнь, — сказал Монтгомери. — Помню, мне хотелось научиться говорить, как он.
Он аккуратно сложил стопку бумаг и вручил ее Эдмунду, который принял их и поместил в кожаный чемодан.
— Будут ли сегодня указания насчет закупок, ваша милость?
Последний месяц Монтгомери провел, заказывая штуки шелка и кожаные ремни, и обеспечил работой несколько десятков усердных мастеров. Эдмунд не раз спрашивал, зачем Монтгомери понадобилась овальная корзина из ивовых прутьев длиной десять футов. Спрашивал он Монтгомери также, зачем тот встречался с искусным мастером, работавшим по металлу, и провел в беседе с ним несколько часов, серьезно обсуждая вид и форму крыла ветряной мельницы.
Похоже, Эдмунду был чужд дух приключений.
— Мне потребуется позаботиться еще о нескольких вещах, но это я смогу сделать в следующие дни.
— Сделать ли мне распоряжения насчет поездки в Шотландию?
— Почему бы вам не отправиться туда без меня? Вы ведь живете недалеко от тех мест? Разве вы не предпочитаете вернуться домой, вместо того чтобы разглагольствовать здесь?
Эдмунд ответил улыбкой, так и не коснувшейся глаз.
В последние несколько недель Монтгомери замечал, что, хотя его поверенный казался дружелюбным, тем не менее Эдмунд обладал сдержанностью и соблюдал дистанцию в общении с ним, что Монтгомери приписывал его подлинно британскому характеру.
— Я некоторое время служил в поместье, ваша милость. И живу там по нескольку месяцев в году.
Монтгомери не ответил, ожидая продолжения.
— Но предпочитаю остаться в Лондоне, ваша милость, на случай если вы пожелаете что-нибудь поручить мне. Будет вполне уместно, если я буду присутствовать на вашей свадьбе в качестве свидетеля.
— Сделайте одолжение!
Снова поклонившись, его поверенный собрал подписанные документы в свой кожаный портфель и вышел.
Монтгомери встал и приблизился к окну. Отсюда он мог видеть улицу и Эдмунда, садившегося в экипаж.
На подоконник села птица, потом поднялась и улетела. Должно быть, это было метафорическим выражением тайного желания Монтгомери. Лондон слишком давил на него. Ему недоставало журчания воды, стрекотания цикад среди деревьев и тихих и нежных вздохов ветра вокруг Гленигла.
Что когда-то казалось счастливым и предопределенным судьбой событием, теперь обернулось мельничным жерновом на шее. И вместо того чтобы оставаться просто Монтгомери Фэрфаксом, он стал одиннадцатым лордом Фэрфаксом-Донкастером. И люди ожидали, что он окажется мудрым, осмотрительным, изобретательным и заботливым.