Любовь и бесчестье

Рэнни Карен

В эту самую минуту Вероника чувствовала себя так чудесно, что не хотела видеть своих родных. Но ее обязанностью было позаботиться об их нуждах, и потому она проследовала в свою комнату, испытывая потребность вымыться и переодеться перед встречей с гостями. Ее тетка и кузины сочтут состояние ее платья недостойным, а она решила не давать им повода критиковать ее. Во время ленча ей надо было любой ценой заставить их сообщить, как долго они намерены пробыть здесь.

Элспет находилась в ее комнате и развешивала в шкафу новые платья. Выражение ее лица казалось

мятежным, и, прежде чем девушка заговорила, Вероника догадалась, что это имеет отношение к ее кузинам.

— Вот и вы, ваша милость, — сказала Элспет, приветствуя ее вымученной улыбкой.

— В чем дело, Элспет?

— Я ведь ваша горничная, миледи! Разве нет?

Вероника кивнула.

— Я должна заботиться о ваших вещах, приносить свежие цветы в вашу комнату и убирать в ней, если это понадобится. Хотя, должна сказать, ваша милость, вы не разбрасываете вещи где попало.

Элспет сжала руки, по-видимому, принимая какое-то решение, и быстро заговорила:

— Для меня повышение по службе — быть в вашем распоряжении, и я очень горжусь этим. Миллисент все еще зла на меня за это и смотрит на меня холодно. И все же я должна знать, когда вы посылаете кого-то отдавать мне распоряжения. В противном случае как мне догадаться о ваших желаниях. Откуда я узнаю, вы ли так распорядились, и, если я начну с кем-нибудь спорить, ваша милость, вы на меня разгневаетесь, а я не хочу потерять свое место.

Вероника поставила стул у окна, стараясь успокоиться, и сделала знак, указывая на кровать.

— Иди сюда, Элспет, сядь и скажи мне, что случилось. И говори, пожалуйста, помедленнее.

Элспет села на край кровати, свесив ноги, и некоторое время смотрела на них, прежде чем заговорить.

— Примерно час назад я принесла, ваша милость, ваши свежевыстиранные платья. И вам будет приятно узнать, что пятно на синем полосатом платье сошло.

Вероника кивнула, стараясь проявлять терпение:

— И в моей комнате кто-то был?

— Да, ваша милость. Одна из ваших кузин. Мне показалось, что она рылась в вашем шкафу. Она сказала, что ищет какую-то вещь, за которой вы ее послали, и велела мне немедленно убираться.

— Я так понимаю, что ты не согласилась, — догадалась Вероника, испытывая теплые чувства к девушке, проявившей такую преданность ей.

Элспет кивнула:

— Я отказалась уйти, ваша милость. В конце концов, она ушла, но обещала, что позаботится о том, чтобы меня еще до вечера уволили.

Вероника была потрясена, заметив слезы в глазах девушки.

— Я никого ни за чем не посылала, Элспет, — сказала Вероника, вставая. — Не знаю, что здесь делала моя кузина, но она находилась здесь не по моему поручению.

Хотя Вероника уже догадалась, кто это был, она все- таки спросила:

— И это была...

— Думаю, мисс Аманда.

Вероника положила руку на плечо Элспет:

— Благодарю тебя, Элспет. Ты все сделала правильно, то, что и должна была сделать. Никаких неприятных последствий для тебя не будет.

— Значит, меня не уволят?

— Ни в коем случае, — ответила Вероника. — И к тому

же в награду за твою преданность мне я поговорю с миссис Броуди, чтобы ты и Робби могли пользоваться вашим свободным днем вместе.

— Ваша милость, я не знаю, что сказать.

На ресницах Элспет повисли слезы, но ее улыбка напомнила Веронике момент, когда солнце проглядывает сквозь тучи в разгар грозы.

Вероника открыла выдвижной ящик внизу одного из платяных шкафов и проверила запертую шкатулку. Все деньги ее отца оказались на месте. Правда, это была не единственная ценность в комнате. Она подошла к своему бюро, выдвинула ящик и уставилась внутрь. Там было пусто.

Зеркало Туллох Сгатхан исчезло.

Глава 23

Монтгомери поднял глаза, когда Эдмунд вошел в винокурню. Он не прекратил работу, ибо стремился закончить ее поскорее, чтобы привести себя в божеский вид и предстать перед Вероникой и ее родными.

Вне всякого сомнения, Эдмунд принес ему дюжину-другую бумаг на подпись и поставит его перед необходимостью принимать решения, что его ни в коей мере не интересовало.

— Ваша милость, — приступил к разговору поверенный, подходя ближе и останавливаясь перед рабочим столом.

Монтгомери спрятал инструмент в кожаный рукав, потом положил обе руки на деревянную поверхность рабочего стола.

— В чем дело, Эдмунд? Надо повысить жалованье слугам, заказать больше продуктов для кухарки, нанять еще дюжину горничных? Лучше всего обратиться для решения этих вопросов к моей жене, поскольку домашними делами ведает она.

— Вы предоставляете право решать эти вопросы ее милости?

Эдмунд выглядел настолько ошеломленным, что Монтгомери захотелось усмехнуться.

— Право же, это так. Моя невестка управляла в Виргинии домом и прекрасно с этим справлялась. И должен добавить, без моего участия.

Эдмунд кивнул, будто эта мысль представилась ему достойной рассмотрения, но не двинулся с места.

— Значит, вы пришли сюда не по домашним делам? Так в чем же дело? Что-то не ладится с ткацкими станками из Франции, с овцами, с угольными шахтами?

— У вас, ваша милость, много владений, — сказал Эдмунд смущенно.

Монтгомери посмотрел на него:

— Я это понимаю, Эдмунд, и благодарен вам за хлопоты. Просто меня не интересует каждодневная деятельность во всех этих областях.

— Сэр, есть люди, зависящие от вас и вашей добросовестности. Их жизнь зависит от вашего интереса к делам.

Монтгомери устремил взгляд прямо вперед на яркое послеполуденное солнце, манившее его на воздух. Он хотел поскорее покончить с делами до того, как Эдмунд начнет читать ему лекцию о его долге. В армии он служил полковником, в подчинении у которого было пятьсот сорок два человека, и более года водил их в бой. Монтгомери пришлось похоронить свою семью, и он остался распорядителем всех земель. Теперь состояние Фэрфаксов пушечным ядром повисло у него на шее, и ему приходилось тащить его на себе, невзирая на вес.