Любовь и ненависть
Шрифт:
хотелось услышать о ее жизни, и какой он недогадливый,
Валерка, этот веселый, сердечный человек.
Валерка не умел быть кратким; он все продолжал своп
рассказ:
– Так вот, пришла в голову адмиральского сынка блажь
пригласить своего однокурсника, то есть меня, на день своего
рождения. Я думаю, ему просто хотелось пощекотать свои
тщеславные пятки и заодно ошарашить меня важностью своей
персоны. И однажды на причал нашей
сверкающая лаком адмиральская машина. Знаешь - этак
неожиданно. У нас всполошились, команды подали, комбриг
выскочил на причал встречать начальство. И вдруг из машины
вместо Инофатьева Первого выходит Инофатьев Второй.
Конфуз. Матросы язвительно улыбаются, комбриг взбешен,
говорит Марату: "Вы, капитан-лейтенант, в другой раз заранее
ставьте нас в известность, когда будете ехать на машине
командира базы". А он, видите ли, приехал, чтобы лично
пригласить меня. Нахал, да и только. Я придумал какой-то
предлог и отказался. Вот и вся предыстория. А что касается
дальнейшей истории - она очень неприятная, я, может быть,
расскажу о ней тебе как-нибудь в другой раз, когда все
утрясется в душе.
Так он торопливо и со свойственным ему жаром
разматывал клубок воспоминаний, затем махнул резко рукой,
сказал:
– Хватит об Инофатьевых, это уже все в прошлом. Лучше
расскажи, как ты живешь, успехи как?
Нет, он ничуть не изменился, мой давний друг. В его
глазах отражались душевная обида и радость, как-то по-
своему уживавшиеся рядом.
Но мне все-таки хотелось услышать об Ире. И я спросил
его. Он ответил без подробностей, не желал вдаваться в
детали, а быть может, действительно о них не знал.
– Ира - женщина умная, видная, но тряпка. И за это я ее
не люблю. Бросила бы его ко всем чертям. Не понимаю их.
Играют какую-то комедию: расходятся, сходятся, снова
расходятся... Она сейчас, кажется, уехала в Ленинград, и
якобы насовсем. Не знаю, хватит ли у нее характера.
Должно быть, разговор о дочери Пряхина напомнил ему о
нашем адмирале, и Валерка оживленно спросил:
– Кстати, как чувствует себя наш старик? В Североморске
я случайно слышал, что его как будто переводят куда-то на юг.
Признаться, меня это сообщение огорчило.
Вскоре слух о переводе Пряхина подтвердился. Как-то я
сидел в своем кабинете в штабе дивизиона. Дмитрий
Федорович появился на пирсе внезапно, без предупреждения:
он ехал от артиллеристов береговой обороны и, не зайдя в
мой штаб - маленький, барачного
причала, - сразу прошел на флагманский корабль, которым
теперь командовал Валерий Панков. Когда мне доложили, что
адмирал прошел на корабль и ждет в моей каюте, я ужаснулся:
на столе по-прежнему стояла фотография Иры.
Я бегом бросился вслед за командиром базы, но было
поздно: он уже зашел в мою каюту и, по обыкновению своему,
попросил крепкого чая. Тут у меня мелькнула слабая надежда
отвлечь его от фотографии.
– Пожалуйте в кают-компанию, товарищ адмирал, там
поуютней, - заикаясь, второпях предложил я. Он сначала
недоуменно, затем пристально посмотрел в мое растерянное,
смущенное лицо и, очевидно догадавшись, тихо сказал:
– Не нужно, пусть сюда подадут.
Адмирал грузно сидел на диване напротив стола и с
веселым оживлением смотрел на карточку дочери. Мне стало
неловко. Адмирал повернулся в мою сторону, но, глядя мимо
меня - я благодарен ему за это, - спокойно сообщил:
– А я, Андрей Платонович, уезжаю. На юг переводят,
погреть старческие кости. - И улыбнулся своей доброй
улыбкой. Потом, подняв на меня взгляд и не обнаружив на
моем лице удивления, спросил: - Вы что, уже слышали?
Я молча кивнул.
– А со мной не хотите на Черное море? Север вам не
надоел еще?
– любезно предложил он.
Я ответил как можно корректней:
– Мне бы очень хотелось послужить еще здесь года два-
три. А потом, если представится возможность, я с превеликой
радостью... к вам.
Он понимающе одобрительно покачал головой, сообщил,
стараясь быть беспристрастным:
– Сюда приезжает командиром базы контр-адмирал
Инофатьев Степан Кузьмич. Да вы, кажется, с ним
встречались?
Может, он сказал это просто так, но мне послышалось в
его словах вежливое предупреждение.
Пересев к столу в кресло, он взял в руки фотографию
дочери и машинально прочитал надпись на обороте.
Оправдываясь, сказал:
– Простите, нечаянно прочитал, - и немного погодя в
задумчивости и с участием молвил: - Тебе счастья желала, а
своего найти не смогла. Так-то оно бывает в жизни.
– Желать легче, это всякому доступно, - произнес я в
раздумье.
Адмирал глянул на часы и сразу же переменил топ на
строго официальный.
Подойдя к висевшей на стене карте, сказал, четко
выделяя каждое слово, точно взвешивая его: