Любовь, которая убивает. Истории женщин, перешедших черту
Шрифт:
Паула десятилетиями старалась контролировать окружающих, так что я не надеялась на то, что ко мне будет другое отношение. Она понимала, что мне известно о прошлых угрозах и нападениях на моих коллег. Более того, она сама рассказывала мне об этом и делилась тем, насколько ей понравился тот случай, когда она взяла врача в заложники. Она нередко указывала на то, что сейчас я у нее на хорошем счету, но все может быстро измениться.
Паула вела себя со мной так же, как и с другими важными людьми в ее жизни: старалась сделать меня своей заложницей в эмоциональном плане – таким человеком, которого она может контролировать при помощи вспышек гнева и угроз. Паула то и дело давала понять, что наши сессии проходят лишь благодаря тому, что она так решила, а передумать она может в любой момент. Это проявлялось по-разному: и в том, как она холодно и без приветствия входила
С враждебно настроенными пациентами психотерапевту стоит внимательно следить за тем, чтобы не попасть в расставленные ловушки и не принять приглашение к действиям (пусть даже непреднамеренно), которые лишь закрепят нежелательное поведение вместо того, чтобы помочь с ним справиться. При работе с Паулой существовал риск того, что наши профессиональные отношения станут очередным токсичным партнерством – шаблон, который был выбран по умолчанию. Отчасти Паула хотела запугать меня до такой степени, чтобы я от нее отказалась. Тогда бы она получила странное удовлетворение от того, что ее представление о себе подтвердилось: она нежеланная, нелюбимая и неисправимая. Не могу сказать, что спокойно относилась к такому поведению. Иногда я с тревогой ожидала, что же принесет нам новый сеанс. Порой я боялась говорить, опасаясь того, какие слова или действия могли за этим последовать.
Пациенты с богатым опытом вроде Паулы понимают, как устроен кабинет психотерапевта, и используют это в своих интересах. Они знают, что рядом с вами тревожная кнопка, которую можно нажать в экстренных случаях. Они будут пристально следить за вашей реакцией после того, как озвучат угрозу. Собираетесь позвать на помощь? Вас удалось напугать? Кто контролирует ситуацию? Иногда это точно была Паула. Неоднократно ее поведение заставляло меня чувствовать себя в точности как ребенок, который в четвертый раз за неделю наблюдает за ссорой родителей: смотрит, чувствует беспомощность и задается вопросом, есть ли здесь его вина.
Один из сеансов в середине нашего курса длиною полтора года встревожил меня особенно сильно. Он состоялся после трехнедельного перерыва, во время которого я ездила на длинные зимние выходные в Нью-Йорк, чтобы повидаться с родными. Учитывая постоянный страх Паулы быть покинутой, встречи, которые происходили непосредственно до и после таких пауз, были особенно сложными для нас обеих. Не помогали заблаговременное предупреждение и объяснение причин, а также обсуждение чувств, которые могла вызвать кратковременная разлука: Паула с холодной яростью встречала ощущение того, что ее отвергли. Пока мы шли из приемной в кабинет на первый сеанс после перерыва, она не сняла очки и держалась на шаг позади меня, почти ничего не говоря. Я не до конца отошла от перелета и испытывала некоторый дискомфорт, а еще у меня было дурное предчувствие, но определить его причину я не могла.
Мы вошли в тот же кабинет, где работали в течение предыдущих девяти месяцев, при этом Паула стала осматривать его так, будто помещение было ей незнакомо. Она разглядывала стены и потолок, и складывалось впечатление, что она ищет жучки. Она заметила, что вообще-то не хотела приходить, но Рубен настоял: она вела себя «странно» и беспокойно по отношению к мужу и сыну, хотя с ребенком она обычно была терпелива и заботлива. Паула сама сняла очки, но я вздрогнула, когда она резко захлопнула пластиковый футляр: неестественный треск напомнил звук ломающихся костей – неприятный, но ей,
Стараясь успокоить ее, я спросила, что, по ее мнению, выбило ее из колеи и стало причиной недавних изменений в поведении. Она вздохнула, а затем рассмеялась: «Специалист здесь ты, а не я. Откуда мне знать?» Я предположила, что причина – невозможность проводить психотерапевтические сессии в течение трех недель. Было ли у нее чувство, что я ее бросила? Взгляд, блуждавший по кабинету, остановился на мне: «Но ты же так и сделала. Ускакала в свою идеальную жизнь».
Она немного смягчилась, когда мы стали разбираться с причинами появившихся проблем. Сын Александр, его жена и маленькие дети остановились погостить и заняли спальню, в которую Паула частенько уходила, когда ей мешал храп мужа. Теперь же она спускалась в гостиную и включала телевизор – делала что угодно, чтобы отвлечься от тревоги: она переживала из-за того, что нужно выполнять роль хозяйки дома, продумывать меню, а еще что повсюду скапливается грязь, ведь она боялась разбудить детей и поэтому не пылесосила. Я кивнула, чтобы она продолжала, но она вдруг замолчала. Она засомневалась, может ли поделиться со мной программами, которые стала смотреть по ночам в одиночку. При этих словах я стала лихорадочно перебирать в уме возможные варианты. Это точно не порно, потому что секс вызывал у нее отвращение, и не кулинарные передачи, которые могли заставить ее почувствовать себя неполноценной. Я была уверена: она стесняется признаться, что смотрела мультфильмы, ведь отсюда вытекают ассоциации с уязвимостью.
Я подтолкнула ее к продолжению рассказа, напомнив, что моя задача – помогать, а не осуждать. Самую большую работу мы проделали как раз через обсуждение тем, которые вызывали у нее дискомфорт. Она уступила и рассказала. Новый интерес Паулы – документальный сериал о Третьем рейхе. Ее не просто увлекла, но и взволновала информация о том, как вел себя Гитлер, каким харизматичным он ей показался и сколько всего хорошего нацисты, по всей видимости, сделали для Германии. Кроме того, она решила углубиться в тему: нашла дополнительные сведения о Дэвиде Ирвинге и его опровержениях размеров и сути концентрационных лагерей. Она соглашалась с отрицателем холокоста в том, что масштабы преследования евреев наверняка были преувеличенны.
Паула рассказывала об этом с нарастающим воодушевлением, а я чувствовала, как быстро бьется сердце, пока я изо всех сил старалась сохранить невозмутимое выражение лица и спокойный голос. Знала ли она (возможно, поискав информацию обо мне в интернете), что я еврейка и что мои родители были австрийцами, бежавшими от нацистского режима? Намеренно ли она затронула одну из самых чувствительных и глубоко личных тем, чтобы еще раз попытаться выбить меня из колеи и наказать за то, что она посчитала пренебрежением в течение нескольких недель? Это было искреннее признание встревоженной пациентки или уловка манипулятора и абьюзера, воспользовавшегося самым мощным из имеющегося оружия? У меня в голове сразу возникло опровержение ее слов, но я сдерживалась, чтобы не озвучить его. В памяти всплыли рассказы мамы и бабушки о жизни при нацистском режиме. Это был один из тех редких случаев, когда я почувствовала сильную уязвимость и незащищенность, находясь в одном кабинете с пациенткой. Сложно было спокойно отреагировать на то, что казалось целенаправленной атакой.
Я заставила себя прекратить внутренний монолог, который раскручивался по спирали, и вернуться к началу. Цель наших сессий – позаботиться о нуждах Паулы, и мои чувства не должны были на это повлиять. Не важно, насколько неприятным мне казался разговор. Моя обязанность как терапевта – рассмотреть смысл и важность сказанного, а не судить об этом, опираясь на свои потребности и ощущения. Я дождалась паузы, которая наступила через несколько минут. Паула рассказывала, что смотрела и читала во время рождественских недель, пока я была в Нью-Йорке, ела латкес в компании пожилых родственников и чувствовала особенную связь с еврейской культурой.
Я сказала, что мне любопытно узнать, что именно привлекло Паулу в этих передачах и почему ее так заинтересовала упомянутая тема. Возможно, причина кроется в одержимости идеей искоренения того, что кажется слабым и уязвимым (как раз этого Гитлер пытался достичь с помощью геноцида и создания арийской расы)? Может, грубое абстрагирование и преувеличение собственных страхов и убеждений каким-то образом привело к волнению и возбуждению? Она согласилась. Она с улыбкой заметила, что в ее идеальном мире было бы сильное общество, состоящее из белых людей, где не было бы евреев и представителей других меньшинств.