Любовь, которая убивает. Истории женщин, перешедших черту
Шрифт:
Если Саффир казалась мне обезоруживающей, то Джеки заняла оборонительную позицию с первых минут нашей встречи. Она ясно дала понять, что разговаривать не желает. Девушка считала, что процесс психологической оценки и все, что с ним связано, – это возмутительно, оскорбительно и вообще пустая трата времени. Она смотрела на меня с раздражением. У нее были короткие светлые волосы, куртка из искусственного меха свободного кроя и ботинки в стиле милитари. Такой образ казался чужеродным в непримечательном кабинете, где проходила наша сессия.
Дело было серьезным. Дочь Джеки Эми, которой тогда было 11 месяцев, взяли под опеку после серьезных травм, которые признали нанесенными умышленно. Среди них было кровоизлияние в мозг, которое могло стать результатом сотрясения, прямого удара или падения на твердую поверхность. У девочки также были порезы и синяки по краям лица, свидетельствующие
11
Ainsworth, M. D., & Bell, S. M. (1970). Attachment, exploration, and separation: Illustrated by the behavior of one-year-olds in a strange situation. Child Development, 41(1), 49–67.org/10.2307/1127388.
Несмотря на ужасное насилие, которому подверглась ее дочь, Джеки вела себя так, будто главная жертва именно она. Она была в ярости из-за того, что у нее забрали Эми, и ясно выразила свое недовольство социальными службами и мной лично. Ни ее поведение, ни объяснение событий не были убедительными. Джеки утверждала, что Леон не мог нанести повреждения ребенку незаметно для нее и что она не видела царапины, кровоподтеки или какие-либо изменения в поведении Эми до тех пор, пока не решила везти ее в больницу. Я стала расспрашивать ее о том, как же могли появиться эти травмы, если их не наносили ни она, ни Леон. Джеки ответила, что знает только одно: она оставила Эми в кроватке на дневной сон, а девочка была энергичной и спать не хотела. Наверное, она попыталась встать и упала, а Джеки услышала непривычный пронзительный плач. Когда женщина вернулась к кроватке, то увидела, что Эми лежит лицом вниз, прислонившись головой к перекладинам. Вероятно, именно это могло стать причиной серьезных травм. Джеки посчитала, что Эми сама расцарапала себе лицо, и после этого ребенку коротко подстригли ногти. Девушка настаивала, что только после этого предполагаемого несчастного случая заметила, что дочка ведет себя странно, она бледная, и кажется, что у нее кружится голова. И в этот момент Джеки решила отвезти ребенка в больницу. Эта версия кажется неправдоподобной и не соответствует заключению врача. К тому времени, когда Эми привезли в больницу, синяки изменились в цвете, а выраженная припухлость на голове указывала на то, что травмы были нанесены по меньшей мере сутки назад.
Как психолог и судебный психотерапевт, я должна сохранять спокойствие, проявлять интерес и сострадание, воздерживаться от суждений и слушать. Но задача оценки риска резко контрастирует с более поздней стадией психотерапии и предъявляет иные требования. У специалиста есть разрешение как можно ближе подобраться к истине по серьезному и тревожащему вопросу, и времени для этого мало. У нас нет такой роскоши, как серия встреч на протяжении нескольких месяцев, когда квалифицированный психотерапевт аккуратно вытягивает пациента из сложных ситуаций – сознательных и бессознательных. Из-за сжатых сроков процесс оценки может стать крайне напряженным. Я почувствовала, как во мне зарождаются разочарование и безысходность, так как я посчитала, что мать, которая или применяла насилие к девочке, или игнорировала его, пыталась обмануть меня, выдав абсурдную версию произошедшего.
Однако мне пришлось отбросить это чувство, чтобы разобраться со второй половиной задачи: нужно понять, что привело Джеки в такую ситуацию, какие психологические причины лежат в основе ее действий как матери и есть ли возможность помочь ей, чтобы она стала родителем, с которым безопасно. У нее уже были выявлены расстройство личности (истерическое и пограничное) и замкнутость, а в анамнезе – послеродовая депрессия. В ее досье входили кражи в магазинах и воровство. Диагноз Джеки указывал на импульсивность, сложности в поддержании отношений и склонность к драматизации. Об этом же свидетельствовал, на мой взгляд, наиболее значимый факт в ее прошлом: она внезапно отказалась от старшего
Будучи в таком возбужденном состоянии, она, казалось, оставила старую жизнь без колебаний и сожалений. Джеки отреагировала с раздражением и даже некоторой скукой на мой вопрос, как ее уход мог повлиять на дочь. Этот факт в сочетании с результатами проверки по методике «незнакомая ситуация» дал мне серьезный повод для беспокойства: я сомневалась, что Джеки способна создавать и поддерживать отношения, которые позволили бы детям сформировать надежный тип привязанности. Рассказывая о Леоне, девушка светилась и показывала заинтересованность. Описание дочери, напротив, было плоским и общим – таким, будто она говорила о ребенке, которого не знала или о котором слышала от кого-то еще. В нем не было той фактуры, любви и внимания к деталям, которые были у Саффир, когда она рассказывала о своих мальчиках. Если бы мы говорили о детях в целом, а не о ее дочерях, я бы предположила, что Джеки еще не стала мамой.
Мне было больно осознавать, что при оценке Джеки в роли матери я рисковала сделать больший акцент на этом пренебрежении, чем если бы анализировала поведение мужчины. Оценивать способность матери заботиться о ребенке и при этом не поддаваться влиянию сложившегося образа материнства – задача трудная. Я пытаюсь не предать свои феминистские убеждения и вместе с тем исполнить долг психолога перед судом, где будут опираться на мой отчет при определении судьбы беззащитных детей. При работе с Джеки я убедила себя, что не остро отреагировала на какой-то отдельный случай, а выявила тенденцию: передо мной переменчивая и импульсивная мать, которая не раз показывала, что благополучие ребенка не является для нее приоритетом.
Джеки не хотела или не могла подробно рассказывать о дочери, поэтому я сместила фокус разговора на ее ранние годы и воспоминания о родителях. Вскоре стало очевидно, что причина непостоянства, в том числе в принятии решений, кроется в детстве и атмосфере нестабильности. Отец Джеки работал в дипломатическом корпусе, и их семья жила за границей. Из-за этого они часто переезжали, а девочка все время оказывалась новенькой в классе, отчаянно пытаясь завести друзей. Джеки ценила свою «образцовую» мать, однако при этом боготворила отца: он души в ней не чаял, но часто был занят работой или выпивал. Джеки называла себя папиной дочкой, но в то же время рассказывала, что из-за пьянства отца и его перепадов настроения домашние ходили вокруг него на цыпочках, из-за чего чувство беспокойства лишь усиливалось. Девушка получила хорошее образование, несмотря на постоянную смену школ в детстве. Позднее это проявилось в том, как она представляла доказательства в суде.
Во многом последующий выбор и действия, которые совершала Джеки, были попыткой отречься от любящей матери и стремлением к идеальному образу непредсказуемого отца. Когда девушка оказалась в обстановке, которую большинство бы описало как безопасный и стабильный образ жизни (частичная занятость, надежный супруг Тоби, с которым можно было воспитывать детей), она с раздражением восприняла все его ограничения и сбежала вместе с мужчиной, который обещал опасность и яркие эмоции. Леон в прошлом проявлял жестокость и провел два года в колонии для несовершеннолетних преступников: он был осужден за умышленное нанесение телесных повреждений. Джеки сочла Леона притягательным и сменила размеренную жизнь в пригороде на клубы, вечеринки и наркотики. Это был тот образ жизни, которого, как ей казалось, она была лишена из-за прилежности в школе и раннего брака с Тоби. Джеки отошла от этого после рождения Эми, но Леон не последовал ее примеру. Он продолжал возвращаться домой поздно, употреблять наркотики и участвовать в драках. Из-за этого дома царила напряженная обстановка: Леон пытался отоспаться днем после кутежа, но этому мешал плач малыша.
Опираясь на эти факты, было нетрудно предположить наиболее вероятное объяснение травм Эми. Нанести увечья ребенку мог лишь кто-то из родителей, при этом отец девочки известен склонностью к насилию, употреблял наркотики и был недоволен ее поведением. Но, чтобы подтвердить эту теорию, требовалось или признание Леона, или свидетельские показания Джеки. Однако девушка отказывалась верить, что партнер это сделал, или же прикрывала его. Складывалась безвыходная ситуация: ни одного из родителей нельзя было окончательно идентифицировать как человека, жестоко обращавшегося с ребенком. Своего рода дилемма заключенного.