Любовь моя
Шрифт:
А Лена улыбнулась, внешне нисколько не огорчившись и не обидевшись на нападки Инны. Нет, ей, конечно, было несколько неловко перед сокурсницами за поведение подруги, но она привыкла не реагировать, понимая его безвредность. «Схватились не на жизнь, а на смерть. Быстро не разведешь. Им выдержки не хватает прекратить или хотя бы отложить взаимные претензии?».
— Да ладно тебе. Все в ажуре, — спокойно сказала она, гася запал Инны, и внутри себя сочувствуя подруге: «Вызывающее поведение — броня для твоей слабой нежной души. Я не хочу, чтобы наши
— Мне до тебя, до твоей смелости, далеко, — шутливо добавила она и увела разговор на ниву собственного творчества.
— Ты спрашивала, как я сочиняю? Так вот, когда пишу, я слушаю музыку своей души и записываю слова рожденные сердцем. Мои книги для школьников читаются легко, но, тем не менее, они предназначены для медленного чтения, а те, что для взрослых, тем более.
— Понимаю, пища для души дает богатую информацию к размышлениям. Но если она для взрослых, то ангажирована…
И Инну опять понесло.
— Ангажирована, не ангажирована! Не надо политики. Не до того сейчас, — перебив Инну, слабым усталым голосом взмолилась Жанна. А про себя подумала: «Почему бы Инке не предпочесть гостиницу, где ей, собственно, и место? Устроилась бы там с комфортом и не действовала всем на нервы. Деньги наверняка есть, на себя только тратит. Она будто нарочно навязала нам себя, чтобы развлечься. И почему Лена всегда берет ее сторону? Неужели не чувствует всю глубину пропасти, лежащей между ними? Они же находятся на разных жизненных позициях. Почему не хочет платить ей той же монетой? Держу пари, что превосходно сумела бы учтиво избавиться от обузы. А я не вижу способа отвергнуть общество Инны, не рискуя этим оскорбить ее подругу. Может, Лена зареклась не связываться и таким образом нейтрализует вспышки подруги, чтобы та не ожесточалась и не ярилась? Надо взять на вооружение».
К обычному в таких случаях недовольству примешивалось чувство, в котором Жанне не хотелось признаваться даже самой себе.
«Разговоры крутятся вокруг моих и Ритиных книг, но какие-то они бестолковые, путанные, непоследовательные, перескакивающие с одного на другое, уходящие в вольные рассуждения. Предложить им другую тему? Допустим, о детях. А если подхватят и раскрутят? Судя по настрою, наверное, заговорят о больных или погибших. О Людином, Верочкином и Катином неподъемном горе… несопоставимо большем любого другого. Не стоит. А вдруг о воспитании заговорят? Тогда это до утра. Ой, не надо. Писательская тема, похоже, уже мало-помалу затухает», — успокоила себя Лена, прислушиваясь к сумбурным высказываниям подруги.
*
Молчание становилось гнетущим. Первой не выдержала Аня.
— Я в интернете много чего хорошего «откапываю». Сейчас, например, увлеклась биографиями прославленных артистов и писателей. Недавно вычитала интересное изречение: «Талант — это безумие, посаженное в клетку разума».
— Это определение больше к гениальности подходит. А ты там не вычитала, что талант — не заслуга его обладателя, и что человек обязан развивать и отдавать свои способности тому, чему предназначен — служению? — спросила Инна.
— Кто бы сомневался, — кивнула
— Пожалуй. Согласись, теперь писательская слава — это что-то вовсе непонятное. Например, некоторые нашумевшие книги ничего не стоят. — Жанна по-своему отреагировала на слова Ани. — На щите славы часто несут в пропасть. И надо уметь вовремя соскочить.
«По всему выходит, что еще не хотят девчонки спать. Это в детстве, где упал, там и заснул», — вздохнула Лена.
— Слава — то еще счастье! Мне бы хватило признания. — В голосе Ани слышались трагические нотки. И в этом она была вся: воспринимать чужую беду и чужие проблемы как свои собственные.
— А на какие шиши жила бы? Кто бы аннулировал твои накопляющиеся долги по квартплате? Ты — неисправимый оптимист? Не похоже. На одних высоких материях окочуриться можно, — рассмеялась Инна.
— Поражаешь предусмотрительностью. Деньги — плевое дело. Человеку для скромной жизни, в принципе, не так уж и много надо. Мне голод не грозит, я хлеб свой насущный уроками зарабатываю и пенсию хоть с задержками, но получаю.
Меня усредненная нормальность всегда раздражала. Рамки давили. Я мечтала о просторе, хотелось выскочить из накатанной колеи и мобилизоваться так, чтобы полностью отдавать свои силы и знания. Но мешали. Да и теперь…
«О чем она? В работе с детдомовцами не давали развернуться или были и другие запросы? Тихоня больно много о себе воображает? Кто бы мог подумать?» — удивилась Жанна.
— Хотелось явить чудо? Отрадно! — скорчилась в припадке смеха Инна. — Но видно лафа восторженности недолго длилась? Сочла любовь к детишкам рукой судьбы, знамением свыше и перестала мечтать? Какая область науки из-за этого понесла значительный урон? Полупроводники, лазерная техника или вузовская педагогика? Может, ты намекаешь на что-то нам неведомое? Жизнь — штука препаскудная, кому угодно может мозги набок свернуть. Не переживай. Времена чудес и фантазий давно минули. Оглянись вокруг: теперь жизнь интересней и богаче любой фантастики.
Аня обидчиво отвернулась. Откровенного разговора о проблемах в детдомах не получилось. Инна не воспринимала ее всерьез и могла только высмеять.
*
— По моему мнению фэнтези — это разукрашенный мир, приманка для читателей. Она не открывает человеческие души. Ею увлекаются люди, желающие уйти от реальности. Особенно не люблю историческую фантастику. Не уважаю этих авторов. Я бы взашей гнала их из Союза писателей.
«Как неожиданно развернула разговор!» — усмехнулась Лена и возразила:
— А если она на основе архивных документов?
Лена понимала всю неискренность слов Инны, потому что знала вкусы подруги и ее широкие литературные предпочтения. «В ее рассуждениях всё как-то нарочито, неестественно. Опять ее нездоровье вызывает на спор», — поняла она.
— Инна, ты виртуозно перескочила с физики на лирику. Таково твое искреннее мнение о фантастике? Я не ослышалась? Мне не привиделось, не брежу ли я? Ты как всегда в своем репертуаре, — сказала Аня.
— Мама учила в любой момент быть во всеоружии.