Любовь на краю света
Шрифт:
Затем он развернулся и пошел прямо по коридору, но не на первый этаж. Спускаясь среди оленей по лестнице, я в растерянности посмотрела на книгу. «Волшебный рог мальчика». Что, черт возьми, это может значить? Я никогда не держала эту книгу в руках, не могла забыть ее ни в бассейне, ни где-либо еще.
— Сестра Фиделис уже ожидает вас, — сказал Ансельм. Он стоял на коленях у подножия лестницы и энергично чистил деревянный пол сильно пахнущей жидкостью.
— Я иду.
Горячий воздух ударил мне в лицо. С тех пор как я была здесь, температура только возрастала день ото дня. Это
— Такой хорошей погоды не было уже давно, — повторила она и предложила мне присесть. — Ах, Ансельм забыл про лимонад. — Вздохнув, она встала. — Неудивительно, ведь он работает слишком много.
— Прикажете принести лимонад?
— Нет, нет, не беспокойтесь. Я скоро вернусь.
Когда она ушла, я услышала скрип над собой и подняла глаза. В тени колонны на балконе, как памятник, стоял Ной. Некоторое время я наблюдала за ним. К своему ужасу, я должна была сознаться, что уже скучала по нему. Я обязательно должна сфотографировать его, прежде чем он уйдет. Я с радостью познакомилась бы с ним поближе. Я просматривала книгу. Вдруг оттуда вылетел листок. Я подняла его. Там были набраны всего несколько слов: «В полночь у бука». Я посмотрела наверх. Ной исчез. Зато сестра Фиделис вернулась с кувшином лимонада из бузины, в котором плавали лимоны и кубики льда. Они не могли быть холоднее, чем ком, который появился у меня внутри.
— Что именно вы хотели обсудить со мной? — спросила сестра Фиделис, сложив свои руки на коленях, наклонив голову и по-доброму улыбаясь.
Что я хотела сказать? Что я хотела уехать домой? Что я не переношу близости Ноя, потому что опасаюсь того, что могу испытывать к нему больше, чем он заслуживал? Эта глупая голова. Этот своенравный одиночка. Я должна была выпить глоток лимонада, чтобы хоть как-то заглушить свой гнев. Это же так просто: он однозначно дал понять, что не хотел иметь ничего общего со мной. Да, собственно, это и не удивительно. Никто никогда не интересовался мной.
— Итак, Ирина?
Сама собой вырисовывалась картина: я ужасно скучная, неуверенная в себе, неразговорчивая и пустая, как пустыня из бетона. Чаще всего я залегала на дно, не имея, кроме Кэти, почти никаких контактов, и только потому, что я занималась с Ноем, я вообразила себе, что могу ему понравиться. Я ему! Я самый скучный человек на земле. Я не нравилась самой себе. Того, к чему я сама была не готова, вряд ли могла ожидать от него. Скорее еще глоток. Незаметно я начала сжимать «Волшебный рог мальчика». Что было на том листке? «В полночь у бука». Вероятно, он хотел снова нагрубить мне, чтобы я как можно быстрее уехала. Я и так сделала ему одолжение. С другой стороны… Хищная птица, парящая над скалой, издала высокий, короткий звук.
— Ирина?
Только сейчас я заметила, что сестра Фиделис уже давно смотрела на меня.
— По поводу уроков плавания… — сказала я. — Именно занятия по плаванию. — От жары мне стало нехорошо.
— Как я могла понять, дела у вас идут хорошо, — сказала монахиня. — Вы можете быть более требовательной к Ною. Ему это нужно. О чем вы задумались?
Я мяла книгу пальцами и уже не понимала, о чем, собственно, идет речь.
—
Сестра Фиделис вздохнула:
— В общем, я уже понимаю, что заставляет вас ломать голову. Ной с вами очень груб, не так ли? Вы этого не заслужили. — Она свела и развела дужки очков. Невольно я задалась вопросом, нужна ли ей вообще эта глупая вещица или это просто игрушка. — Я всегда старалась воспитывать его вежливым. До сих пор он был таким — по крайней мере, в большинстве случаев. Я не знаю, что с ним произошло. Он всегда радовался, когда приходили посторонние люди. Так отталкивающе он еще никогда себя не вел…
Посторонние?
— Наверное, это переходный возраст, — сказала она. Этот девиз сопровождал меня все последние годы как мантра и безумно действовал мне на нервы. — В этом возрасте людей сводит с ума игра гормонов.
Я ей ничего не сказала. Я не хотела знать, что происходило с его гормонами, если я сама влюбилась. Как будто возраст имел какое-то отношение к этому. Могла ли я прежде представить себя влюбленной?
— Мы дадим ему еще немного времени. Он привыкнет к вам.
— Вы думаете, я слишком строга с ним? — спросила я, чтобы сказать что-нибудь, чувствуя, как в моем мозгу расширяется вакуум, вызванный, вероятно, подростковыми гормонами.
Сестра Фиделис снова надела очки и улыбнулась:
— Вы должны один раз побывать на моем уроке. Ной нуждается в определенной строгости. Иначе ему в голову начнут приходить глупости. Сделайте это, моя дорогая.
Я бы хотела увидеть ее без этого облачения. Носила ли она нижнее белье? Я не имела ни малейшего понятия о том, какой у нее был цвет волос, не говоря уже о том, сколько ей было лет и как она сюда попала. Спрашивать о родителях Ноя она мне запретила. Но о чем-то другом мне нужно было спросить ее уже давно.
— Сколько лет вы живете здесь? — выпалила я.
— Шестнадцать с половиной лет, — сказала она тихо, и ее доброе настроение, казалось, начало рассеиваться. — Это все, что вы хотели обсудить со мной?
Шестнадцать с половиной лет? Мне стало холодно. Ной был здесь так долго?
— Сейчас мне нужно вернуться к работе. Мы изучаем Пунические войны. — Она постучала по толстой книге, которая лежала на свободном стуле рядом с ней. — Сложная история. Я должна почитать еще немного.
Я ничего не могла ответить, потому что была все еще под впечатлением от этой цифры. Она встала и показала на книгу, которую дал мне Ной:
— Вам нравится?
Немного же я прочла из неё. «В полночь у бука». До полуночи оставалась еще целая вечность.
— Вы знаете, что Густав Малер написал музыку на двенадцать стихов из этого сборника? У меня есть прекрасные записи неповторимой Бригитты Фассбендер. Я обожаю эту женщину. Никто не сможет исполнить партию в «Кавалере розы» лучше, чем она.
Тут мне показалось, что Виктор переместил меня во времени. «Кавалер розы» меня почти рассмешил. Внезапно сестра Фиделис оказалась в своей стихии и стала рассказывать мне что-то о певицах меццо-сопрано, Рихарде Штраусе и красоте музыки в целом и в частности.