Любовь не по правилам

Гонкур Галина

— Заедаешь? Что значит — заедаешь? — изумилась такому повороту Маша. — Что ты имеешь в виду?

— Да то и значит…. У него из-за меня своей жизни нет и, скорее всего, уже не будет. Не будет нормальной семьи, детей, секса, в конце концов. Я ж не чувствую ничего толком, так, притворяюсь под ним. А он всё понимает и деликатно, в свою очередь, притворяется, что всё нормально. И так может быть всю оставшуюся жизнь, врачи никаких обещаний не дают. Представь только, что всё, что молодому, энергичному, симпатичному и здоровому мужику уготовано — это жизнь в филиале дома инвалидов и в кровати с инвалидкой же. Я уже и с собой хотела покончить. Но как это сделать? Таблетки все у Фатимы, она мне их выдает по мере

надобности, их с Петром сразу врачи предупредили, чтобы были настороже. В окно выброситься? Так у нас четвертый этаж, во-первых, могу не убиться, а просто еще сильнее покалечиться. А, во-вторых, для того, чтобы что-то с собой сделать, надо элементарно встать на ноги, иначе это физически неисполнимо. А я и этого как следует не могу. Лежу вот тут, колода колодой, грызу себя, вот и всё.

Не думай, что я с ума сошла на почве этого кровоизлияния в мозг, я нормальная. Иногда вот думаю: помру, пусть Петя на Фатиме женится, что ли. Она хорошая, добрая, хозяйственная, да и по возрасту подходит. Восточные женщины здоровые, до старости рожают. Может, успела бы ему родить кого. Да и заботливая она, добрая, неглупая, в хорошие бы руки я мужика отдала. Заговорила как-то с ним на эту тему, он аж заорал на меня, руками замахал, заругался. А на утро — смотрю, рассматривает её другими глазами, думает, видать, примеривается. Запали ему мои слова в голову.

— Резеда, но он же любит тебя. А ты заставляешь его страдать. Ты извини, но я правду скажу: по-моему, ты неправа. Ему и так тяжело, ему поддержка нужна и уж хотя бы покой. А ты ему такую нервотрёпку устраиваешь. И получается, что ему ни дома отдохнуть-расслабиться не получается, ни на работе — там пахать надо, а не расслабляться. Не жалко тебе мужика?

— Маш, так я любя и жалея всё это говорю и делаю. Просто он порядочный очень, он меня не бросит именно из-за этого: что это всё непорядочно и неблагородно, в трудный момент человека в беде оставлять. Лучше бы он подумал, каково это — каждый день жить с мужчиной, садиться с ним за стол, ложиться с ним в постель и понимать, что делает это он из жалости. И ждать, на сколько еще его жалости и терпения хватит. Даже собаке хвост сразу режут, а не частями, а тут… Ох, Маш, извини ради бога, забила тебе голову своими страданиями и переживаниями. Давай сейчас лучше Фатиму позову, пусть тебе чаю свежего поставит.

Машу охватил ужас от рассказа Резеды. От её мыслей и настроения, от поворота этой истории, который и в голову Маше не приходил. Первым ее порывом было продолжить возражать и доказывать Резеде, что она неправа. Что надо верить и бороться, и все обязательно получится. Но она молчала, понимая, что ее заявления об этом вряд ли встретят понимание. Да и вообще — вдруг фальшиво это прозвучит, не стоит и начинать. Всё, что она может, чем может помочь — это дать Резеде работу, помочь ей почувствовать себя более полноценной, полезной и нужной, отвлечь от сгрызания себя упрёками в ненужности. В остальном ей лучше молчать. Да и трудно ей говорить было в этот момент, мысли путались.

Пётр хотел отвезти ее домой. Но Маша настояла, чтобы он довез её только до метро, а дальше уж она сама доберётся. Дождь уже прекратился, вечерний воздух был свежим и влажным, в блестящем асфальте отражались яркие фонари, туфли в тепле квартиры практически высохли. Маша, доехав до своей станции метро, до дома решила пройтись пешком. Впечатлений за сегодняшний вечер она получила столько, что ей требовалось это как-то переварить, уместить внутри, разложить мысленно по полочкам.

«Интересно, Пётр и Резеда — они счастливая пара?» — думала она, аккуратно обходя лужи, чтобы снова не вымочить ноги. — «Нет, понятное дело, что их самих спрашивать об этом смысла нет. Каждый из них скорее будет говорить о своих ощущениях, причём, и ощущения эти будут сильно зависеть

от текущего настроения и самочувствия, внешних обстоятельств, короче. А кто знает как оно, на самом-то деле? И как определить это счастье, в чем мерить? И есть ли то чувство, что держит их вместе, настоящая любовь, ну, или хотя бы вообще — любовь ли это?». Дом был всё ближе, а ответ все не находился.

Она продолжала думать об этом и дома, на автомате заряжая стиральную машинку, насыпая Пиксели корм в миску и меняя ей лоток, наводя себе чаю с мятой, после которого так легко спалось. Уже засыпая, на грани сна и бодрствования, она подумала о том, что как же она будет разбираться с этими сложными материями в намеченных ею поисках «смысла жизни» (как она с некоторых пор стала называть свои планы по поиску и опросу созданных их агентством пар), не поспешила ли она с этим решением, с попыткой разобраться в себе и своей жизни с помощью чужих историй. Хотя, может, там всё-таки будет полегче — не у всех же, в конце концов, инсульты, хозяйственная Фатима, и Пётр, оказавшийся волею судьбы в непростом положении. Она все-таки психолог, разберётся уж как-нибудь.

Перед сном она еще раз глянула на список дел на сегодняшний день и ругнулась на себя: который раз уже забываю Пиксель в ветклинику сносить, все прививки уже давно просрочены. Сейчас вот придется лечь в больницу, и как долго потом у неё не будет возможности заниматься кошкой — бог весть. Так что всё, срочно надо идти и больше не откладывать!

часть 7 (часть 8 будет выложена 04.04, 11–12:)

* * *

Итоги поисков пар для опроса были таковы: среди тех, кто согласился побеседовать на тему своей жизни и степени ее счастья, было двое москвичей, одна пара — из Московской области. Начать решено было, естественно, с москвичей. Встреча была назначена на вечер, в преддверии её Маша сидела в офисе с ручкой и листком бумаги, пытаясь спланировать предстоящий разговор.

В конце концов, план вырисовался следующий: она опрашивает по очереди мужа и жену, так, чтобы они не слышали слов друг друга, для чистоты эксперимента. Потом уже сводит всё воедино и пытается обобщить. Ещё некоторое время Маша провела над опросником, чтобы всем парам в итоге были заданы одинаковые вопросы, иначе потом результаты не сопоставить. Пока получалось довольно складно, Маше уже прямо не терпелось начать. Для фиксации бесед решено было взять с собой диктофон, который она обычно использовала при психологических консультациях клиентов.

В обед без предупреждения пришла Геля.

— Чего это ты, — удивилась Маша. — Случилось что?

— Да сил нет уже. С утра с Генкой полаялась — думала, он на работу уйдёт — меня попустит. А не попускает, я себя ещё больше накручиваю. Тут свекровь кстати пришла, я на неё детей скинула, думаю, доеду до офиса, поболтаем с тобой, а то разорвёт меня от злости.

— Что случилось? — проявила участие Маша. На самом деле, ответ был известен заранее: список Генкиных грехов был давно составлен и мужик был верен себе — держался внутри него, не оригинальничал. В этом списке главной проблемой значилась необоримая лень, которую было не пробить ни просьбами, ни упрёками, ни скандалами.

— Да достал — сил нет. Каждый вечер одно и то же. Приходит домой и шасть за компьютер, в стрелялки свои резаться, или у телика ложится. А я как белка в колесе: и убери, и приготовь, и с Максиком уроки, и с Варькой на подготовку сбегай. При этом тоже ведь работаю. Сколько раз уже ругались из-за этого, сколько раз он мне обещал, что все изменится! А толку — с гулькин хрен.

Маша вздохнула — это надолго. Надо набраться терпения, Геле хочется выговориться.

— Ну, а сейчас-то чего? Весь набор Генин давно известен, я уж думала, что ты привыкла, столько лет уже.