Любовь не по правилам
Шрифт:
Аккордеонист исполнял нон-стопом народные хиты — про дядю Ваню с вишней, самовар с Машей и московского озорного гуляку, до самого Ярославского вокзала. Так и сошел Илья на перрон под выкрики про «задрипанную лошадь» и «галстук кобелю на шею». Мучительно болела голова, что же это за обильный животный мир развел Есенин наш, Сергей Александрович, в своих стихах, как-то раньше не замечалось за ним, шел и размышлял Илья.
Сойдя на перрон, он снова вспомнил ту ночную историю в электричке, напуганную им нетрезвую пару и приятную девушку, очень похожую на мультяшного олененка Бэмби. Его, конечно, резануло то, что она осталась в вагоне, не сошла за ним — а ведь он, спасая ее,
Тут он кстати и про Карину вспомнил. Тоже изрядно вероломная женщина оказалась. Звонила тут недавно, требовала, чтобы он официально от отцовства отказался. Исса её так проникся Марьяной, что захотел ее удочерить. Интересно, Карине самой не смешно? Он итак на все её условия пошел, вполне удовлетворялся Кариниными письмами и фотоотчетами, а она всё продолжает давить! А теперь она непонятно почему решила вообще лишить его дочери. Пусть они и не были знакомы, он видел Марьяну один раз, еще в младенчества, но всё равно ему было неприятно: была у него дочь, а теперь вдруг рраз — и не будет.
Чашка кофе в правильном месте, с зерном правильной обжарки (Илья был кофеманом, ничего не понимал в сортах, но жизни своей без кофе не мыслил) — и голова встала на место, боль прошла. Слава богу, а то впереди ещё половина рабочего дня, а ощущения в организме — будто сутки отработал. Всё же лучше в следующий раз у отца машину взять и съездить, утомительная штука электричка, думал Илья. А в машине, даже если в пробку попадешь — наушники воткнул и слушай музыку, там, или роман, у него для такого случая давно, кстати, пара нацбестов была припасена. Хотя, конечно, своя экзотика в железнодорожных путешествиях есть, врать не будем. Носки, опять же, и Есенин. Буду ездить через раз, решил Илья, допил кофе и отправился к метро — пора было возвращаться в офис. Сегодня край нужно было вернуться вовремя — он обещал родителям свозить кота в ветклинику.
* * *
Пётр с Резедой жили где-то в районе Битцевского парка. Маша хотела было добраться сама, но Пётр предложил ее подвезти и она не отказалась. Пока она ждала его в назначенном месте, пошел дождь, какой-то совсем не летний, скорее — осенний: мрачный, нудный и холодный. Настроение испортилось — зря она все-таки не взяла с собой куртку. Погода в столице такая, что расслабляться не стоит, но она вышла с утра из дома с маленькой сумочкой-клатчем, куртка бы туда никак не влезла, а пакет в дополнение к сумочке испортил бы образ романтической горожанки. Да ещё и пришла она к оговоренному месту раньше времени, сама виновата. Пока она стояла и мокла в ожидании, идея с привлечением Резеды к подмене её в агентстве уже перестала казаться ей такой уж удачной. Но не отказываться же теперь от встречи! Короче, очередной испорченный вечер, вместо того, чтобы в обнимку с Пикселью поваляться у телевизора, подумалось ей.
Наконец, машина Петра притормозила у тротуара. В салоне было тепло, Петр был любезен и явно рад встрече — настроение стало понемногу улучшаться. Может, всё и срастётся, зря Маша занудничает и корит себя за поспешное решение. Посмотрим, в общем, решила Маша, отвлеклась от грустных мыслей и тихонечко сняла, потерев нога об ногу, промокшие насквозь туфли — ехать было далеко, пусть ноги хоть немного высохнут и отдохнут от мокрой обуви.
— Пётр, пока едем, расскажите, как у вас дела, как Резеда?
— Ох,
— Какой вы молодец!
— Да чего ж я молодец, — улыбнулся Петр, ловко встраиваясь в поток машин на третьем транспортном кольце. — Можно подумать, у меня был выбор.
— Да выбор-то всегда есть, — удивилась Маша. — Не все такие стойкие, некоторые сдаются, убегают.
— Куда же мне бежать из своего дома и от своей жены? — недоуменно отреагировал Пётр. — На кого же мне было её бросать? Доктор сказал, что в инсульте главное — уход. Можно вытянуть человека с того света, а потом просто угробить плохим уходом. Тут не побросаешь — столько хлопот было, некогда было задумываться. К тому же, Резеда — очень редкий человек. Я и среди мужиков-то таких мало встречал, а тут — женщина. Сила духа у нее — всем на зависть. Не сдается, борется. Нервничает, конечно, Но что поделать, как тут спокойствие сохранять.
Хороший он все-таки мужик, думала Маша. Верный, любящий, преданный. Даже странно: Резеда — обычная тетка, не слишком умная, шумная, с «закидонами». А такого мужика себе оторвала!
— Сейчас вот только тяжело, — продолжал, тем временем, рассказ Петр.
— Плохо себя чувствует она? — поддержала беседу Маша.
— Да нет, с самочувствием-то как раз всё более или менее нормально. Просто тяжело ей, срывается то и дело, нервы ни к чёрту, мнителная стала, ревнивая.
Ей-то тяжело, да ведь и ему тяжело, думала Маша. Она не знала как поддерживать дальше эту беседу. Задавать вопросы? А вдруг Петр сочтёт это неуместным любопытством? Не задавать — тоже нехорошо, может показаться ему равнодушной. Она решила помолчать. Если есть потребность выговориться — он сам всё расскажет, без её помощи.
А Петру особой помощи и не требовалось. Чувствовалось, что накипело у него, накопилось, так что он рассказывал всё сам, без наводящих Машиных вопросов.
О том, что, несмотря на все предпринимаемые меры — физиотерапия, массаж и массажисты один другого известнее и дороже, лечение в санаториях — прогресса с ногами у Маши почти не было. Максимум чего удалось добиться — в ногах появилась некоторая чувствительность. Но ходить и даже вставать на ноги она по-прежнему не могла. Врачи успокаивали их, говорили, что Резеда — не девочка, поэтому регенерационные процессы в организме быстро идти не могут. Надо набраться терпения и работать. Обещать, что она снова пойдёт им никто не обещал, но осторожные оптимистичные прогнозы всё-таки делались.
Характер Резеды после болезни очень изменился. Для Петра это оказалось неожиданностью, хотя врачи его об этом неоднократно предупреждали. Несгибаемо оптимистичная женщина, невероятно целеустремленная и решительная, после болезни она изменилась: часты смены настроения, обиды, немотивированная агрессия. В такие моменты она проклинала болезнь и свою судьбу, придиралась к Петру, совершенно изводя его своими упрёками. Появилась и ревность, что отчасти можно было понять: здоровый, полноценный мужик, при ней, почти инвалидке, он ведь почти на 10 лет младше ее. Она пыталась за собой следить, скачивала из интернета какие-то диеты, упражнения, но, не видя быстрого и заметного результата, срывалась, накидывалась на сладкое, неизменно поправляющее ей настроение, и всё начиналось сначала.