Любовь неукротимая

Сноу Хизер

Габриэль, ошеломленный, какое-то время стоял недвижно, с застывшей улыбкой на лице. За всю жизнь его называли по-разному, но ангелом – никогда. Такого сравнения удостаивался только Майкл, с его светлыми волосами, прекрасными чертами и очарованием. Габриэль же всегда казался угрюмым – даже до войны. А уж теперь он и подумать не мог, что кто-то осмелится назвать его ангелом. То, что он сделал для Мэри Лэндинг, стоило ему всего лишь пару монет, которых у него было в достатке. Конечно, на то, чтобы перевезти ее, ушло некоторое время, но он был в долгу у подруги Бейкера, ведь он послал лейтенанта на смерть. Вспомнив

об этом, Габриэль ощутил знакомый укол, но, к его удивлению, не такой острый, как прежде. Он видел, что теперь Мэри счастлива, здорова и хорошо устроена, и чувствовал, что вина перед ней занимает теперь значительно меньше места в его сердце. Благодарность в ее глазах делала ему большую честь – ведь он все-таки смог изменить ее жизнь к лучшему. Да, пусть он не так много для нее сделал, но само осознание положительной роли в жизни Мэри пробудило в Габриэле ощущение, имя которому он давно забыл, потому что не помнил, каково это – чувствовать нечто подобное.

– Вижу, клиенты здесь подобающе обслуживаются.

Бромвич вздрогнул от голоса Пенелопы, стоящей всего в нескольких шагах позади. Он обернулся и посмотрел на нее. Потом, проморгавшись, посмотрел вновь. Она была одета как обычно – в черное, маленькая шляпка повязана изысканной лентой. Но, несмотря на скромный наряд, она, как всегда, выглядела блестяще. Но не по этой причине Габриэль посмотрел на нее дважды.

Нет, что-то во внешности Пенелопы было не так: волосы пребывали в полнейшем беспорядке, а щеки ярко пылали. Словно она попала в ураган – именно так выглядела сейчас молодая леди. Должно быть, Пен едва не загнала лошадь, пока скакала сюда. Белокурые локоны беспорядочно обрамляли ее лицо, будто любовник в порыве страсти нарушил ее прическу. Прошлым вечером в карете Пенелопа выглядела так же, с тем лишь отличием, что губы ее были красными и распухшими от поцелуев. Взглянув на ее рот, Габриэль почувствовал, как кровь в его жилах закипает.

Боже, сейчас-то он точно не был похож на ангела!

– Пен, – начал Габриэль; от возбуждения его голос звучал грубо. – Какой приятный сюрприз! – Он шагнул ближе и заметил, что румянец на щеках Пенелопы запылал с новой силой. Неужели она тоже вспомнила их поцелуи?

Однако взгляд ее был далек от вожделеющего. Вместо желания в нем читалось любопытство и – неужели – ревность?

– Ты знаком с этой девушкой? – сузив глаза, спросила она.

Габриэль взглянул на Мэри, с веселой улыбкой разливающую клиентам эль. Потом перевел взор на Пенелопу. Кажется, ее глаза стали зеленее, чем обычно? Это ему понравилось. Очень.

– Да.

Пенелопа выжидательно смотрела на него, и он сжалился.

– Еще с войны. Она была… – Бромвич задумался, подбирая слово, – возлюбленной одного из моих лейтенантов.

– Ясно, – понимающе кивнула она. И кажется, Пен действительно все поняла. Эта сторона войны редко обсуждалась – особенно в приличном обществе. Но проработав долгое время с солдатами, Пенелопа наслушалась разных историй о спутницах военных.

Некоторые жены отправлялись на войну с мужьями, и солдаты обычно закрывали глаза на то, что лагерь сопровождали и другие женщины. Многие присоединялись по пути; обычно они готовили еду, мыли и стирали, ухаживали за ранеными, но и зачастую становились чьими-либо любовницами.

– Похоже, она очень ценит то, что ты

для нее сделал, – проговорила Пенелопа, даже не пытаясь скрыть своего интереса.

Она слышала весь разговор? Веселье Габриэля в момент испарилось. Он готов был рассказать Пен, где он познакомился с Мэри, но не больше.

– Я…

Дверь таверны с грохотом распахнулась, и в помещение ввалилась толпа шахтеров, смеясь и громко болтая. Комната стремительно заполнилась народом.

Габриэль положил руки на плечи Пенелопы и вежливо развернул ее.

– Поговорим снаружи, – предложил он, слегка подтолкнув леди.

Пен позволила вывести себя из таверны. Она заметила, как Габриэль вздрогнул от поднявшегося шума, хотя и постарался это скрыть. Очевидно, он не спускался в шахту с Джеффри, и она решила, что волноваться не о чем.

Конечно, кроме собственных чувств. О них определенно стоило не только тревожиться, но и начать бить тревогу. Она переживала за Габриэля сильнее, чем это требовал случай. Что заставило ее нестись сломя голову по холмам в повозке, рискуя жизнью? Неужели ее настолько сильно беспокоило состояние Габриэля?

Это просто глупо. Действительно глупо.

Но еще более глупой оказалась вспышка ревности, едва не разорвавшая Пенелопу на куски, когда она увидела, как эта девица фамильярно целует Габриэля в щеку. Да и он очень тепло относился к этой женщине. Между ними определенно что-то было, отчего Пенелопе стало очень не по себе.

Она фыркнула. Кого она пытается обмануть? Ей стало не просто не по себе. В ней взыграло чувство собственности. И в этом, разумеется, ничего хорошего нет.

Но Пен в любом случае дождется его объяснений.

– Ты мне что-то рассказывал? – напомнила она, когда они спустились с лестницы.

Некоторое время они шагали в тишине, и Пенелопа заподозрила, что он вообще не собирается отвечать.

Габриэль прокашлялся.

– Мэри… сопровождала мой полк в течение добрых двух лет.

«Эта девушка?» Пен взглянула на него и заметила пятна на его щеках. Он смущен? Это странно. После произошедшего в карете она знала: Габриэль весьма сладострастен. И вряд ли он воздерживался от женской компании во время войны. Но разумеется, ее все это не касалось.

– Мэри была отважной девушкой, всегда готовой выполнять даже самую трудную работу, и всегда подбадривала остальных. Примерно за полгода до битвы при Ватерлоо она сблизилась с одним из моих лейтенантов. Не знаю, какие у лейтенанта Бейкера были намерения относительно ее на послевоенное время, да и никогда не узнаю. Он погиб при Ватерлоо.

– Мне жаль, – сказала Пен, гадая, к чему он ведет. Ей было бы достаточно и объяснения «спутница полка», но Габриэль почему-то решил поведать ей всю историю.

– Ты знала, – продолжил он, – что когда мы воевали на границе Бельгии и Франции, огромное количество женщин и детей остались на окровавленном поле боя, предоставленные сами себе, без защиты?

Пенелопа почувствовала, что бледнеет.

– Совсем одни?

– Да. – Голос Бромвича погрубел. – И это касается не одних вдов и девушек, сопровождавших полки. Армия несла ответственность лишь за жен погибших офицеров, и только их отправили домой. Остальные же женщины, а многие – с детьми, остались без провизии, отрезанные от дома. Такова одна из ужасающих сторон войны.