Любовь неукротимая

Сноу Хизер

Брат грустно покачал головой:

– Нет. Хоть я и рад, что твои приступы прекратились, все же сомневаюсь, что ты в своем уме. Я очень надеялся, что ты поправишься здесь, но наш стряпчий сообщает, что ты берешь большую ссуду. По его словам ты собрался строить что-то вроде фабрики на нашей территории. На фамильных землях Деверо! – Он презрительно фыркнул. – Нет, я просто обязан защитить семью от твоих безумных идей!

Габриэль почувствовал, как по телу пробежала ледяная волна гнева.

– Это не безумная идея, – произнес он. Голос его звучал тихо и осторожно, он прекрасно понимал, что все объяснения бесполезны и никакие аргументы не помогут.

Не важно даже, как оценивают его состояние Эдвард и Амелия. Амелия видит свой шанс и не хочет его упустить. Она не сможет получить власть над владениями Деверо, пока Габриэль жив или считается дееспособным, и готова пойти на все, чтобы добиться желаемого. А Эдвард… у него появилась возможность, скрываясь под маской защитника семьи, наконец осчастливить дражайшую супругу.

Бромвич знал, что его планы относительно собственной фабрики вовсе не безумны, но ни для кого это не имело значения. Как только комиссия выслушает вердикт Аллена и персонала Викеринг-плейс, Габриэля признают невменяемым.

Он крепко сжал челюсти, едва сдерживая дрожь от переполняющей его ярости. Но умолять Габриэль не станет, тем более он не сомневался: любые уговоры бесполезны.

– Очень хорошо. Тогда до двадцать седьмого.

Он не двинулся с места, пока за братом не закрылась дверь. Затем Бромвич потянулся к буфету, чтобы налить себе выпивки. Габриэль сделал три добрых глотка и вздохнул. Да, еще едва перевалило за полдень, но сейчас у него была весомая причина выпить до обеда.

Бромвич закрыл глаза, чувствуя, как по телу разливается успокаивающее тепло. Если его снова упрячут за стены Викеринг-плейс, он никогда больше не почувствует вкус алкоголя. И никогда больше не увидится с Пенелопой.

Габриэль почувствовал, как у него дрожат колени. Он сделал три осторожных шага и уселся на канапе.

Не говоря ни слова, к нему подошла Пенелопа. Она опустилась перед ним на колени, аккуратно взяла из его рук наполовину опустевший бокал и поставила в стороне. Пен прижалась головой к груди Габриэля, обняв его за шею. В ответ он обхватил ее плечи, уткнувшись головой в волосы, вдыхая волшебный аромат. Он никогда не забудет этот запах – мандарин и ваниль, и что-то еще, сам дух Пенелопы.

– Не падать духом, милорд, – произнесла она ту же фразу, что и когда-то на балу, и несколько недель назад в Викеринг-плейс. Господи, как же Габриэль хотел поверить ей сейчас, как и тогда, прежде.

– Ты же понимаешь, что ничего хорошего будущее не предвещает, Пен, – удрученно проговорил Бромвич.

Пен отстранилась и смерила его гневным взором.

– Еще как предвещает! Я дам показания…

– Ты – нет, – нахмурившись, перебил он ее, обхватив ладонями красивое лицо. Она выглядела такой молодой, свежей и особенно милой в новом лиловом платье. Удивительно, но казалось, что и глаза ее стали сиять ярче. Габриэль позволил этому прелестному виду впечататься в память, чтобы лицезреть Пен во сне каждую ночь. Нет, он хотел созерцать это и днем, бодрствуя. Чтобы его талисман всегда был бы рядом.

– Я не хочу, чтобы ты туда ездила, Пен. Если ты дашь показания, то Аллен начнет рассказывать те же мерзости. И тебе начнут задавать неприятные вопросы. А что потом? Будешь всеми силами доказывать им, что мы не любовники?

Пенелопа знала, как важна для леди репутация, и Габриэль надеялся, что она не станет спорить. Все же ее губы сомкнулись в упрямую линию, которую он так хорошо знал.

– Подобные суды проходят в публичных местах, – продолжал он. – Туда, будто на бесплатный спектакль,

набьются толпы зевак, желающих поглазеть на психа, но самое интересное начнется, когда все узнают, что я аристократ. Каждое показание будет вывернуто наизнанку и представлено в самом вульгарном виде, а все ради забавы. Подробности детства опишут в «Таймс», чтобы новость стала достоянием общества, чтобы ни один твой знакомый не пропустил статью, которой непременно дадут громкое название. Неужели ты хочешь подарить им шанс окрестить тебя вдовой-шлюшкой безумного маркиза?

Пенелопа на секунду поморщилась от этих грубых слов, но тут же, сузив глаза, дерзко выпрямилась.

– Плевать мне на это, Габриэль! Я не отступлю. Особенно сейчас, когда у нас есть весомые аргументы. Я фиксировала процессы излечения всех бывших солдат, с которыми я работала. У меня десятки историй, и у каждой – счастливый конец. Я могу даже попросить некоторых из моих пациентов дать показания: они не откажутся – в этом я уверена. К тому же на нашей стороне Джеффри, влиятельный и уважаемый человек. Его показания сыграют важную роль. В конце концов, ты живешь в его поместье уже полтора месяца, в одном доме с его беременной женой. Никто ни за что не поверит, что он позволил бы такое, будь ты настоящим безумцем. И он сможет объяснить, почему твои планы о постройке фабрики вполне здравы.

Ее горячие излияния словно расплавили ледяную стену отчаяния, оградившую его сердце от остального мира.

– Я уже бывала на одной из этих комиссий, – продолжала Пен. – Верно, все, что ты говоришь, чистая правда. Однако ты должен защищаться до последнего. И если ты в течение всего процесса будешь вести себя разумно и спокойно… ну, скажем так, твоя эмоциональная устойчивость вкупе с моими показаниями и свидетельствами Джеффри принесет нам победу. Не забывай, комиссия состоит из таких же людей, как ты: аристократов, юристов и уважаемых служителей церкви. И никто не стремится объявить человека сумасшедшим без веской причины. В конце концов, если закрыть кого-то в лечебнице было бы так просто, то и любого из них могут рано или поздно объявить безумцем.

Габриэль погладил ее лицо, наслаждаясь нежностью румяной кожи.

– А если я запрещу тебе давать показания? – спросил он, уже догадываясь по мятежному блеску ее глаз, что сейчас услышит в ответ.

– Я все равно пойду туда. Мне не нужно твое разрешение.

– Но я могу отказаться от защиты, – пригрозил Габриэль.

Пенелопа побледнела.

– Ты этого не сделаешь, – неуверенно произнесла она. – Пожалуйста, скажи, что ты этого не сделаешь!

Он прильнул к ее губам. Красивая, упрямая девчонка. Она даже не побоялась навеки быть заклейменной блудницей, лишь бы спасти его, Габриэля. Он прервал поцелуй и отстранился, внимательно посмотрев на Пенелопу.

– Хорошо, Пен, я соглашусь, но при одном условии.

Она чуть склонила голову; взор ее все еще был затуманен не страстью, пробужденной их поцелуем.

– Если меня не признают безумцем, мы поженимся в тот же день. Твоя репутация будет подпорчена, но не очернена. Общество прощает любые грехи, когда дело заканчивается свадьбой.

Пенелопа недоуменно смотрела на него, не в силах выговорить ни слова.

Габриэль затаил дыхание, чувствуя, как сильно стучит в груди сердце. Возможно, он хочет от нее слишком многого: да, она готова пожертвовать ради него своей репутацией, но своим будущим? Связать себя с человеком, страдающим от боевого посттравматического синдрома, и, что страшнее, потенциальным безумцем?