Любовь покоится в крови
Шрифт:
Поднявшееся вокруг шушуканье заставило его очнуться от грез и вернуться к суровой реальности урока. Классная комната представляла собой просторное помещение с высокими стенами, нижняя часть которых была щедро разрисована чернилами. Учительский стол, старомодный и монументальный, возвышался на постаменте возле выщербленной доски. На стенах висели тусклые и расплывчатые картины с пасторальными и классическими сюжетами. Все покрывал толстый слой меловой пыли. Десятка два учеников, сидевших за расшатанными столиками, старались воспользоваться
Матисон заметил, что Симблфилд больше не двигает языком, а смотрит на него с самодовольным видом.
– Симблфилд, – произнес Матисон, – вы хоть поняли, о чем это стихотворение?
– Сэр… – в замешательстве пробормотал ученик.
– Как мы относимся к природе «порой бездумной юности», Симблфилд? Мне кажется, вы как раз тот самый человек, кто может ответить на данный вопрос.
В классе раздались смешки.
– Тупица Симблфилд, – шепнул кто-то.
– Итак, Симблфилд? Я жду ответа.
– Простите, сэр, я не знаю, сэр…
– Но вы должны это знать. Подумайте, мой юный друг. Вы не слишком обращаете внимание на природу, верно?
– О, да, сэр.
– Вы вообще ее не замечаете. Для вас она не более чем фон, обрамляющий вашу собственную личность.
– Да, да, я понимаю, сэр, – поспешил согласиться Симблфилд.
– Боюсь, что нет. Хотя кто-то в этом классе, возможно, понимает.
Ученики сразу оживились. Послышались возгласы: «Я понимаю, сэр!» «Только такие олухи, как Симблфилд, могут этого не понять». «Это как, например, вы идете на прогулку, но не замечаете деревьев». «Сэр, а зачем нам нужно читать Вордсворта?»
– Тихо! – грозно воскликнул мистер Матисон. Ученики замолчали. – Короче говоря, именно так Вордсворт отказывается воспринимать природу.
– Вордсворт – старый козел, – раздался шепоток.
Мистер Матисон, нахмурив брови, мрачно окинул взглядом комнату, но, решив, что не следует обращать внимания на наглеца, продолжил:
– Иными словами, для Вордсворта природа – нечто большее, чем просто фон.
– Сэр!
– Да?
– А правда, что Вордсворту чуть не отрубили голову во время Французской революции?
– Нет, он побывал во Франции уже после революции. Так вот, как я сказал…
– Сэр, почему во Франции отрубают голову, а в Англии – вешают?
– А в Америке – сажают на электрический стул?
– А в России – расстреливают?
Ученики дружно загалдели. «В России не расстреливают, болван, а рубят голову топором!» «Сэр, это правда, что когда человека вешают, у него после смерти еще долго бьется сердце?» «Ну, ты и осел, Бэгшоу». «Что за чепуха: как человек может быть мертв, если у него бьется сердце?»
Матисон ударил кулаком по столу:
– Еще одно слово, и я сообщу о вашем поведении заведующему пансионом!
В классе мгновенно воцарилась тишина – это было безотказное средство, когда следовало установить порядок. В
– Превосходно, – произнес мистер Матисон, – а теперь вернемся к нашей теме. Симблфилд, что, по-вашему, имел в виду Вордсворт, говоря про «мелодию людскую, печальную, без грубости»?
– О, сэр… – Это испытание было явно непосильно для его скромного ума. – Я думаю, он имел в виду… если мы возьмем, например, гору, или птицу, или что-нибудь такое…
К счастью для Симблфилда, пытавшегося сказать хоть что-то вразумительное при полном молчании остального класса, продолжать ему не пришлось: именно в этот момент в комнату вошел директор. Ученики торопливо вскочили с места, загремев стульями и хлопнув крышками столов. Директор редко появлялся в классе во время урока, и они терялись в догадках, какое из их недавних прегрешений могло послужить причиной столь неожиданного визита.
– Садитесь, джентльмены, – благожелательно промолвил директор. – Мистер Матисон, можете уделить мне пару минут?
– Конечно, господин директор, – ответил тот и повернулся к ученикам: – Продолжайте читать, пока я не вернусь.
Они вышли в коридор. Это было пустое и гулкое помещение с неровным полом, к тому же довольно плохо освещенное. Изначально учебный корпус строился для других целей, и когда-то в нем располагалась психиатрическая лечебница – факт, на котором не одно поколение учеников оттачивало остроумие. Зато по сравнению с классными комнатами в нем царила приятная прохлада.
– «Aequam memento rebus in arduis servare mentem» [3] , – бубнил мистер Харгрэйв в соседней комнате, – вовсе не означает «Не забывай держать месячный запас воды для сухих дорог», и только такой болван как вы, Хьюит, мог предположить, будто Гораций сочинил столь идиотский стих.
– Как прошла вчерашняя репетиция, Матисон? – спросил директор.
– Неплохо, господин директор. Думаю, у нас получится хороший спектакль.
– Никаких недоразумений и проблем?
3
Старайся сохранить присутствие духа и в затруднительных обстоятельствах (лат.). – Гораций. Оды. II, 3.
– Нет. Вроде все в порядке.
– Ясно.
Директор помолчал, прислушиваясь к тому, что происходило в классе: шум голосов там то накатывал как волна, достигая полного крещендо, то вдруг обрывался после чьего-то испуганного окрика, призывавшего к тишине. Он прижал указательный палец к нижней губе.
– Та девочка, которая исполняет роль Екатерины, – произнес он. – Что вы о ней думаете?
– Хорошая актриса, – ответил Матисон.
– Я не в этом смысле. Что вы думаете о ней?