Любовь поры кровавых дождей
Шрифт:
Снова раздался взрыв веселого смеха.
В зале, обставленной дорогой старинной мебелью, судя по всему принадлежавшей весьма состоятельной семье, за большим овальным столом сидели четыре женщины.
Я представился им.
Самая юная из хозяек, рыжеволосая и бойкая, в свою очередь назвала высоченную капитаншу:
— Анюта Сафонова, самая длинная… извините, самая высокая из нас, — хихикнула она.
Анюта, судя по всему, не обиделась и продолжала хлопотать вокруг стола.
Я воспользовался паузой и решил получше рассмотреть присутствующих.
Самой
«Полковник медицинской службы Нина Георгиевна Игнатьева», — повторил про себя я.
Вторая женщина, в чине подполковника, казалась не многим моложе. Она разливала по чашкам чай из самовара и не подняла глаз, пока не кончила своей работы. На ее смуглом скуластом лице черными бусинками блестели узкие глазки, и про себя я сразу прозвал ее монголкой.
Две остальные женщины были не старше двадцати пяти лет. Возраст их сказывался в том, что при виде меня они вскочили с мест и засуетились, как невесты на выданье при появлении жениха.
Ту, которая отрекомендовала мне великаншу, звали Роза, ее подружку — Света. Первая была в чине старшего лейтенанта, вторая — в чине капитана.
На столе вместо скатерти белела чистая простыня. Угощение было небогатым: банка компота и глубокая тарелка с сухарями.
— Гостей, кажется, было двое, где же второй? — спросила Нина Георгиевна, но не у меня, а у великанши.
— Я его выгнала, — просто ответила та.
— Ах, Анюта, Анюта! — укоризненно покачала головой Игнатьева. — Ступай приведи его.
Великанша безропотно покорилась, но Шмаринов, очевидно, уже успел уйти, потому что она вернулась без него.
— Не терплю грубиянов! — извиняющимся тоном проговорила Анюта.
— А ты сама разве всегда вежлива? — мстительно спросила Роза, переглянувшись со Светой.
— Роза! — одернула ее Нина Георгиевна и поставила блюдце на стол.
Анюта ничего не ответила, но видно было, что слова Розы угодили ей в самое сердце. После затянувшейся паузы она строго взглянула на Розу и сказала:
— Грубый, но искренний человек лучше, чем вежливый, но лживый! — С этими словами великанша вышла из комнаты.
Роза кинула на меня взгляд, означавший: полюбуйтесь, до чего несносна эта жердь!
Не знаю почему, но въедливая, хоть и смазливая Роза не пришлась мне по душе, а к великанше я почувствовал какую-то жалость.
Я сразу же понял, что здесь собрались женщины с разными характерами и разными взглядами на жизнь.
— Так вот, дорогой друг, — по-матерински доброжелательно обратилась ко мне Нина Георгиевна, — до вашего прихода мы беседовали о Бернарде Шоу. Он опубликовал прекрасную статью о нас, русских. И вообще, я большая его поклонница, потому что…
— А вы читали Шоу? — наливая мне чай, как-то вызывающе спросила Варвара Семеновна, которую я про себя прозвал монголкой.
К счастью, я знал несколько
Я с подъемом поговорил о спектакле, о его оформлении, об игре артистов, затем перешел к анализу идей Шоу. При этом я почувствовал, что отношение ко мне резко изменилось.
Глаза из-под золотых очков лучились теплом. Беседа доставляла явное удовольствие старшей из хозяек. Она одобрительно кивала головой и ласково мне улыбалась.
Не утерпела и Анюта. Она снова появилась в гостиной, села в кресло и вся обратилась в слух.
Я еще больше разошелся. Кто, скажите, не любит, когда его слушают, затаив дыхание?!
Но как раз в тот момент, когда я свел счеты с пуританством и перескочил на критику апологии биологической энергии, в дверь постучали.
— Погодите, без меня не рассказывайте! — попросила Анюта и побежала открывать. Видимо, знала, что никто, кроме нее, этого не сделает.
Выполняя ее просьбу, я замолчал. И только теперь осознал, что так много не говорил за всю войну!
В передней раздались радостные восклицания, звонкие поцелуи, вслед за этим на пороге появилась сияющая Анюта и радостно возвестила:
— Тамара приехала! Тамара!
Я вздрогнул. Предчувствие говорило мне, что это она…
Роза и Света кинулись к дверям.
И в этот миг на пороге появилась Беляева…
Она показалась мне еще прекраснее, чем раньше, и я понял, что влюблен по уши…
Мое минутное замешательство осталось незамеченным, потому что женщинам было не до меня. Они окружили Тамару и, стараясь перекричать друг друга, страшно шумели. Нина Георгиевна прижала ее к груди и долго не отпускала, Варвара Семеновна крепко обнимала дорогую гостью за талию. Даже Роза расцеловала вновь прибывшую с таким чувством, какого я от нее не ожидал.
А великанша Анюта, обезумев от радости, возвышалась посреди комнаты, словно мельница, размахивала длинными руками и выкрикивала стихи Лермонтова:
Мы снова встретились с тобой, Но, боже, как все изменилось! Года унылой чередой От нас неведомо сокрылись.Забытый всеми, я сидел, стараясь унять гулкое сердцебиение.
Наконец Анюта протянула руку в мою сторону и прокричала (взволнованные встречей, они даже не замечали, как громко кричат):