Любовь сильнее Тьмы

Солнечная Фея

Звенели мечи, и этот звон наполнил всё пространство, отдаваясь эхом. Грохот и крики слились в один звук, кровь стучала в ушах, и руки уже занемели и ныли почти от каждого движения, но Арименэль не сдавалась. Она давно прекратила о чём-либо думать, стараясь не выпускать из внимания врагов, вертясь, уворачиваясь от мощных ударов и пытаясь самой достать мечом до соперников. Всё вокруг превратилось в одну картину, в одно кровавое месиво, и эллет боялась даже взглянуть вокруг.

Орков становилось меньше, но бились они без устали и могли несколькими ударами повергнуть на землю, и эллет в один миг замерла, с отчаянием бросив взгляд на сражение. Краем глаз она внезапно

увидела где-то неподалёку Моргомира, увидела всего на секунду, на ничтожно маленькое мгновение, но этого хватило, чтобы с новыми силами сжать в руках меч и, вновь поверив в победу, броситься в бой.

Эллет узнала, что с Моргомиром всё в порядке, и этого было достаточно. Лишь бы и с братьями ничего не случилось!.. А теперь — нужно сражаться, чтобы помочь им, чтобы тёмные твари не смогли никому навредить. И нельзя обращать внимание на другое, на то, что руки уже предательски дрожат, и сил почти нет, и царапины больно ноют. Нельзя отступать, нужно драться до последнего, до того, пока орки не упадут на землю, и не нужно думать о том, что жизни обораны твоей рукой. Нужно биться. Ради счастливого будущего. Ради других. Ради мирных людей, которые не должны видеть всего этого. Ради эльфов, которые и без того многое перенесли. Чтобы не было войны, чтобы обо всех битвах знали только из рассказов.

Ради друзей. Много их у Арименэль, и сейчас нельзя вспоминать все их имена, потому что в сражении каждая секунда — драгоценность, то время, за которую ты можешь спасти или оборвать чью-то жизнь. Сразиться. Чтобы знать, что у твоих близких всё хорошо. Ради Лаурелинмэ, чтобы та успела увидеться с Глорфиндейлом. Арименэль ведь помнит, как она о нём вспоминала. Ради Кэльдара и Мэлнилитона. Ради… ради Моргомира. Чтобы… чтобы с ним ничего не случилось. Он и без того столько лет прожил во Тьме. И сама Арименэль безумно хочет быть рядом с ним. Но она знает, что такое возможно, если падёт Саурон. А значит надо поднять меч и броситься вперёд.

Но Арименэль внезапно осознала, что орков рядом уже и нет. Опустила оружие и растерянно огляделась. Тёмная орочья и алая людская кровь залила стену. Трупы лежат вповалку, и уже трудно пройти, чтобы не наткнуться на очередное, даже не орка, а человека. Бледные, обескровленные лица, посиневшие губы и пустые, навечно застывшие глаза, неотрывно смотрящие в тёмное небо. Прошло уже много времени с момента начала схватки, и солнце поначалу скрылось за чёрными тучами, а потом и за горизонтом. Наступила ночь.

Эльфийка беспомощно оглядывалась по сторонам, стараясь увидеть знакомые лица. И на мгновение её лицо осветила чуждая для этой минуты улыбка — девушка смотрела на Моргомира и Мэлнилитона, о чём-то говорящих. Вот к ним подошёл и Кэльдар, усталый и растрёпанный. Арименэль в один миг посерьёзнела и с тревогой обвела их взглядом. Всё ли в порядке? Не ранены ли? Вроде бы нет… И эльфийка ощутила сильное облегчение — действительно ни братья, ни любимый не были серьёзно ранены.

Так хотелось броситься к ним и обнять, шепча, что беспокоилась и расплакаться от счастья и видеть улыбки и самой улыбаться, потому что живы, живы, живы!.. Родные, близкие, любимые… И с ними всё хорошо.

Но было нельзя. Это девушка осознала быстро. И вновь взглянула, стараясь наглядеться, запомнить каждую чёрточку родных лиц. Сновно это было жизненно важно, словно без этого и мир не существовал.

Арименэль передёрнула плечами и, понурив голову, медленно зашагала вниз по лестнице, на городскую улицу. Вроде бы сражение приутихло, а эльфийка и так чувствовала, что нужно хоть минуту отдохнуть, иначе она даже меча не поднимет.

Эллет

села прямо на землю и сгорбилась, закрыв глаза и устало вздохнув. Сколько же ещё придётся вытерпеть? Когда орки пойдут на штурм ворот? Неизвестно. Но они дождались ночи, и под покровом темноту они почувствуют себя увереннее. А значит скоро начнётся бой.

А ещё…, а ещё безумно больно из-за абсолютного незнания того, что будет. Неизвестность пугает. Моргомир говорил ей, что не погибнет теперь, но кто знает? А вдруг?.. Нет, нельзя о таком думать. С Моргомиром ничего не случится, это точно. Арименэль будет с ним. Пусть он и не знает, что она рядом, эльфийка действительно всегда останется с ним. И мысленно они вместе. Пусть сейчас слишком страшно из-за пугающей неизвестности, мысль о любимом греет душу и сердце. Кажется, и небо уже не таким тёмным стало, и дышать легче, и силы откуда-то берутся…

— Я просто буду надеяться, что с ней всё хорошо, — Арименэль вздрогнула, услышав неподалёку голос Моргомира. Неужели он её заметил? Но нет, вроде бы не увидел… — Мэлнилитон, я верю в неё. Я знаю, что он может сражаться, и это восхищает меня. Но я не хочу, чтобы звёздочка, такая светлая, была в этой битве. Она хочет защищать город, и я её понимаю. Просто сейчас тут действительно страшно.

— Моя сестра не боится этого, она с самого детства хотела заниматься фехтованием, а теперь и говорит, что ей не страшно, — по голосу Мэлнилитона было понятно, что он саркатически улыбался. Эллет горько усмехнулась — брат всегда думал, что раз она училась сражаться, то ей не страшно. Просто… видимо, Арименэль добилась тогда того, чего хотела — показала, что не боится. — Когда она ушла, я очень сильно волновался. Но сейчас я понимаю, что Арименэль действительно способна на это. Способна на то, чтобы преодолеть это всё, — эльда говорил спокойно. Говорил то, чего девушка ожидала многие годы. Что про неё такое скажут. Но сейчас эти слова казались такими ненужными, такими пустыми. Зачем всё это было?.. — Она не боится.

«Я боюсь!», — хотелось крикнуть эллет и броситься к брату, чтобы тот понял, что ошибается и что раньше, очень давно, не ошибался. Почему он думает, что она не боится?! Что может спокойно убивать? Что сражения — это для неё? Неужели Мэлнилитон не знает, что ей это всё действительно противно? И что Арименэль делает это только ради других? Да, эльфийка правда не жалеет о том, что случилось, но нельзя думать, что ей не страшно. Страшно — в том числе и за себя, но страшнее, конечно, за Моргомира. Что всё повторится, как тогда, у Ривенделла. Эллет в тот день казалось, что её душа разбилась на осколки, и ничто не поможет, каждая мысль, каждое воспоминание режет сердце. Сейчас, кажется, всё наладилось. Но опять война… И девушка боится, безумно боится, что с Моргомиром что-то случится, кажется, что он исчезнет. И Арименэль… Арименэль хочет видеть его хотя бы издали.

— Она боится, Мэлнилитон, как ты не понимаешь? Ты считаешь, что она может биться? Да, может. Но ей страшно. Страшно и мне — за неё. И я знаю, что не должен погибнуть, потому что тогда она снова чуть не сойдёт с ума. И я знаю, что буду сражаться, не только за Гондор, но и за всё Средиземье. Чтобы потом всё было хорошо. Она верит мне, и я хочу, чтобы эта вера не оказалась напрасной. Да, я не хочу, чтобы она сражалась. Потому что это должен делать я. Звёздочка и без того пережила слишком многое. Арименэль говорила мне тогда, в Ривенделле, что любит учиться обращаться с мечом, и я видел, как она улыбается, счастливо рассказывая. Но мне хочется уберечь её от настоящего сражения. Потому что в реальности всё не так.