Любовь срывает маски
Шрифт:
— Итак, они решили сменить моего мучителя, не так ли? — с горечью произнес сэр Генри. — И на этот раз послали молодого сильного воина. Не значит ли это, что пришло время перейти к более решительным мерам воздействия на меня?
Гаретт все еще никак не мог оправиться от потрясения, которое испытал, встретившись лицом к лицу с человеком, так похожим на его возлюбленную.
— Нет, — ответил он, продолжая в упор разглядывать заключенного.
Такой краткий ответ, казалось, вывел сэра Генри из себя. Он вспылил:
— Но могу я, по крайней мере, узнать имя моего нового мучителя?
Гаретт
— Гаретт Лайон.
Сэр Генри нахмурился, видимо, пытаясь вспомнить, где он мог слышать это имя раньше.
— Граф Фолкхэм, — добавил Гаретт.
Быстрый, пронзительный взгляд сэра Генри впился в лицо Гаретта.
— Племянник Питни, — пробормотал он, — вот оно что. До меня дошли какие-то слухи о вас от моих тюремщиков. Говорят, вы стали основной причиной его краха.
— Это так.
— Что ж, тем лучше. Я всегда ненавидел этого никчемного негодяя.
Гаретт промолчал, обдумывая это заявление.
— И теперь вы получили мой дом, не так ли? — прямо, с открытым вызовом спросил сэр Генри.
Гаретт прищурился, сжав челюсти.
— Вообще-то это всегда был мой дом. Ведь я законный наследник. Это поместье никто не имел права продавать.
Сэр Генри безразлично пожал плечами.
— Возможно. Но все думали, что вас убили. А мертвые, как известно, не могут считаться законными владельцами. В любом случае сейчас это уже не имеет значения. Если бы каким-либо чудесным образом была доказана моя невиновность, я бы с удовольствием передал вам это поместье, так как предпочитаю свой тихий дом в Лондоне. Фолкхэм-хауз был нужен мне, главным образом когда были живы мои жена и дочь. Они так любили его. — Он на мгновение замолчал, и его черты исказились от душевной муки. Затем он опять заговорил, но уже медленнее: — Это было основное наследство моей дочери. Но с ее смертью у меня не осталось никаких причин бороться за него.
Гаретт подошел к сэру Генри и, взяв за руку, постарался отвести как можно дальше от двери, насколько позволяло пространство камеры. Устремив на него прямой, открытый взгляд, он тихо сказал:
— Возможно, я здесь именно для того, чтобы сообщить вам, что ваша дочь жива.
Лицо сэра Генри осталось непроницаемым, но в глазах всего на одно короткое мгновение вспыхнула надежда.
— Что это, новая изощренная пытка, милорд? — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Хотите поманить меня надеждой, а затем вновь разбить мне сердце, погрузив в пучину отчаяния? Если так, то ничего у вас не выйдет. Я знаю, что она умерла. Мне сказали это на следующий же день после моего ареста.
— Но сказали ли они вам, как именно она умерла? Утопившись в Темзе. А теперь скажите, неужели вы ни разу не усомнились в том, что Мина могла поступить так глупо и покончить с собой? Разве это на нее похоже?
Сэр Генри покачал головой.
— Я знал, я знал, я не мог сам этому поверить. Мина никогда бы… — Он оборвал себя, когда до него дошел смысл слов Гаретта. Он схватил его за руку, с неожиданной силой до боли сжав ему пальцы. — Откуда вы узнали уменьшительное имя моей дочери?
— Так зовет ее Тамара, — пояснил Гаретт и с внезапным острым сочувствием взглянул на отца
Сэр Генри внезапно сильно побледнел. Он вырвал руку из руки Гаретта и, чуть пошатнувшись и закрыв глаза, сел на узкую жесткую кровать. Некоторое время он потрясенно молчал. Затем открыл глаза и устремил на Гаретта недоверчивый, полный боли и надежды взгляд.
— Так моя дочь… она действительно жива?
— Да. Историю о том, как она утопилась, распространила Тамара, сестра вашей жены, чтобы спасти Мину от преследования королевской гвардии. Она же помогла ей убежать из Лондона в своей кибитке.
Сэр Генри молча переварил это известие, затем пытливо взглянул на Гаретта. Его голос заметно дрожал, когда он задал следующий вопрос:
— А как вам стало об этом известно?
Теперь Гаретт вплотную подошел к самой трудной части разговора.
— Она вернулась в Лидгейт, и я задержал ее, — произнес он холодно, намеренно не упоминая о том, сколько времени прошло до того момента, когда он узнал, кто она такая на самом деле.
Сэр Генри тяжело опустил голову на руки и закрыл ладонями лицо.
— Значит, она теперь также пленница короля? — в отчаянии прошептал он.
— Нет.
— Она не арестована? — быстро спросил сэр Генри, подняв голову. — Не в Тауэре, как я?
Именно сейчас Гаретту понадобилась вся его твердость, чтобы не выдать свои истинные чувства.
— Пока нет. Король до сих пор думает, что она мертва. И сейчас ее жизнь и ее свобода — в ваших руках. В вашей власти отнять их у нее или вернуть. Я сделаю так, чтобы она беспрепятственно смогла уехать во Францию, и я позабочусь, чтобы у нее с собой было достаточное количество денег, если только вы скажете мне всю правду о покушении на жизнь короля. Скажите мне, кто ваши сообщники, и я отпущу вашу дочь на волю. Даю вам свое слово дворянина, что она никак не пострадает.
Сэр Генри напрягся, на его лице отразилась такая мука, что Гаретт невольно почувствовал острые угрызения совести. Вопреки всякому здравому смыслу, ему хотелось взять за руки этого измученного человека и заверить его, что в любом случае он никогда не допустит, чтобы его дочери был причинен хоть какой-нибудь вред. Но в то же самое время он знал, что это был его последний шанс узнать правду. Невзирая на свои истинные чувства и желания, Гаретт решил использовать единственное, что могло заставить этого измученного старого рыцаря открыть свою тайну, — его любовь к дочери.
— Она… ей не причинили вреда? — спросил он, чуть запинаясь.
И вновь чувство вины пронзило Гаретта, но на этот раз причина была совсем иная.
— Нет. У нее было все необходимое, и с ней обращались с полным уважением, соответствующим ее положению. — Произнеся это не моргнув глазом, Гаретт мысленно обратился к Богу с мольбой простить еще одну бесстыдную ложь.
Сэр Генри испустил долгий тяжелый вздох.
— Значит, она невредима, — сказал он, обращаясь скорее к самому себе.