Любовь Стратегического Назначения
Шрифт:
Она затащила гитариста за кулисы, и он быстро и качественно вставил ей, перегнув на старом и пыльном пианино.
Если её не спрашивали о презервативах — она тоже молчала. Если спрашивали, повторяла недавно услышанное на пляже:
— Я ультрасекшуал.
— Би-Стволка? — спросил один из «Пи$$тонов», (тот, который гитарист) прежде чем воткнуть в неё член.
Из отпуска она вернулась отдохнувшая и загорелая.
Сделавшая несколько новых открытий для себя. Впрочем, мелких.
Как-то она заметила, что если при совместном с мужчиной просмотре ТВ сказать вслух «Красивые руки у мальчика» (про какую-нибудь
— А у меня? Красивые?
Если бы спросили — она бы ответила. Причём честно. Но никто не спрашивал.
Вообще, мужчины были какие-то все одинаковые.
Несмотря на возраст, причёску, одежду, правильность черт и размер члена — всё равно они были людьми, похожими на Кого-то.
А те Кто-то, в лучшем случае, были похожи на мужчин, которых Алёна уже знала.
Она жила на Крайнем Севере.
И уже чувствовала, как начала действовать местная поговорка — «Сначала отдай Северу два года. Потом Север начнёт давать тебе».
А ещё ей нравилось такое выражение: «Северянин не тот, кто не мёрзнет. Северянин — тот, кто тепло одевается».
В тот день у неё почему-то с утра болела голова.
Въедливая, как кислота мигрень, не беспокоившая её уже восемь лет, вкручивалась в левый висок ноющим тупым сверлом. Она совершала второй за смену обход и переписывала данные со стенда сисадмина.
Из кабинета сисадмина пахло недавно выкуренной каннабиоло-содержащей папиросой. Алёна видела, что за прошедшее время надпись на карточке Юры Урана не изменилась. Там стояло время сегодняшнего прихода его на работу: «11.28».
Юра, как редкий специалист с ненормированным рабочим днём, приходил, когда ему было удобно. В рентген-кабинете он заведовал аппаратом томографии головного мозга. Поэтому эту процедуру все доктора назначали своим пациентам в соответствии с графиком работы Юры: преимущественно после обеда.
Алёна переписала данные со всего стенда (последняя «уборка влажная» была час тридцать назад) и, спрятав карандаш в чёрный кожаный чехол, пошла к лифту: она решила не терпеть больше, а попросить в аптеке обезболивающее.
Алёна подошла к лифту и долго ждала его — лифты в Комплексе были светлые и просторные, но имели одну раздражающую сейчас Алёну особенность: они — останавливались на каждом этаже, где кто-нибудь нажимал кнопку «вызов».
Целых пять долгих минут три кабины курсировали где-то выше и ниже Алёны.
Ноющая головная боль достигла своего апогея: Алёне показалось, что её череп треснул в районе виска и постепенно вдавливается вовнутрь. Она поняла, что ещё секунд тридцать — и выблюет радиоактивные остатки утреннего йогурта.
В этот момент двери среднего лифта неожиданно разъехались, и Алёна увидела себя в зеркале, которое висело в кабине прямо напротив входа.
Она увидела, что её голова не треснула. Имеет нормальную форму. Что висок цел. Череп не вдавливается сам в себя.
— Це другий поверх? — спросил кто-то в лифте испуганно.
Алёна опустила взгляд и обнаружила мальчика, стоящего в кабине и держащего палец на кнопке «2».
— Что? — напряжённо спросила она.
Мальчик, глядя ей в глаза, нажал кнопку. Двери закрылись.
Алёна сделала шаг вправо.
За секунду до этого ей показалось, что где-то она этого пацана видела. Она доехала до первого этажа и мимо регистратуры процокала в сторону своего СОИ.
В регистратуре оформляли грязного бомжа с окровавленной головой, которого ментовский патруль подобрал в одном из подъездов микрорайона «Мирный». Бомж что-то вяло и невнятно говорил дежурной. За ним нетерпеливо переминались два молодых милиционера. Алёна бросила мимолётный взгляд на эту сцену. Потом ещё раз быстро глянула. Пошла дальше: показалось, что одно из лиц ей знакомо. Она подошла к стенду рентген-кабинета, и ей привиделся гладковыбритый мужчина лет сорока, одетый просто, но со вкусом. Сидящий за столиком вагона ресторана.
Какого вагона? — мрачно подумала про себя Алёна. — Какого ещё вагона? Ну-ка, стоп.
Эти мигрени всегда действовали на неё странно. Надо же… Восемь лет ни намёка и на тебе…
Алёна подошла и увидела карточку Юры Урана — он уже спустился сюда (как-то обогнав её на четыре этажа) и уже совершал «просвечивание мозгов».
Карандаш чуть медленнее, чем обычно, но всё равно быстро и мелко дрожит в её пальцах, скрипя грифелем по бумаге, когда дверь рентген-кабинета открывается и оттуда выходят две медсестры: толстая, наевшая за двадцать пять лет жизни необъятный зад, оператор рентгена Света и рыженькая Лена из Отделения Пограничных Состояний. Они, кивнув Алёне и прикрыв дверь, пошли курить к запасному выходу — помахивая длинными, тонкими сигаретами и говоря постепенно гаснущими по мере их удаления от Алёны голосами:
— Симпатичный мальчик…
— Да… ничего…
— Только не помнит ни хрена…
— А что такое?..
— … амнезия… черепно-мозговой…… ненцы в тундре… молоком…
Алёна подумала, что, скорее всего, не «молоком», а «молотком».
Наверное, сильно, раз амнезия… Она записала данные о начале первого на сегодня сеанса томографии. Потом развернулась уходить. Потом быстро подошла к двери, толкнула её и заглянула в щель.
Она видит молодого человека на кресле-каталке. Его лицо спокойно. Он безо всякого напряжения смотрит прямо перед собой. Его волос (отросших из причёски «под ноль» в причёску «два-два с половиной сантиметра») явно с неделю не касалась расчёска. Он в полосато-голубой стандартной больничной пижаме. Юра Уран колдует с каким-то колпаком, похожим на сушилку для волос в парикмахерской.
— Симпатичный мальчик, — говорит она не вслух, как и все люди, обращаясь то ли к себе, то ли к кому то ещё.
Симпатичный мальчик с амнезией после черепно-мозговой вдруг переводит свой взгляд из «в Никуда» на Алёну.
То есть в узкую-узкую щель приоткрытой двери он видит её правый глаз, вертикальную полосочку губ и одну ноздрю. Его взгляд вдруг фокусируется. Словно бинокль наводит резкость. Ей показалось, что она увидела, как в его неподвижных глазах сузились зрачки. Словно сквозняк, всасывающий сам себя из коридора в кабинет. Словно «плюс» магнита вдруг нащупал «минус» в узкой щели.