Любовь в наследство
Шрифт:
Только детство, хотелось сказать Лили, но она промолчала. Она уже сказала более чем достаточно, больше, чем Курт хотел от нее услышать.
— Однажды я потеряла пару туфель… Очень похоже на твой случай. Я купила их на первую зарплату, работая уборщицей.
Курт попытался подняться, но сделать это ему удалось лишь со второй попытки.
— В исчезновении твоих сапог есть и другая сторона — положительная, — продолжила Лили. — Человек, разгуливающий в сапогах из кожи угря, украшенных морскими звездами и трезубцами, не останется незамеченным. Я права? — Курт улыбнулся.
Но на самом деле больше всего на свете сейчас ей хотелось обнять Курта и прижаться к нему. В Лили разгоралось желание. Ей казалось, что она с ним справится, так как знала, что все это впустую. Она смотрела, как Курт набирал номер, и думала о своем отъезде. Завтра же. А может быть, прямо сегодня вечером? Но был ли в этом смысл? Чего она таким образом добьется?
— Ты вызвал полицию?
— Помощник шерифа уже выехал, но на дороге к северу от Бакстона большая пробка. Раньше чем через два часа ему сюда не добраться.
— Значит, у нас есть время перекусить.
Они вышли на крыльцо. По другую сторону шоссе, за дюнами, до самого горизонта простирался океан. Этот пейзаж действовал на Курта успокаивающе. Сейчас спокойствие было ему просто необходимо. И вовсе не из-за того, что случилось. Вторжение в его дом едва ли можно было назвать серьезным преступлением, даже если принять во внимание исчезновение сапог. По меркам Курта это был пустяк. Он привык иметь дело с преступлениями куда более серьезными.
Курта волновала женщина по имени Лили.
Ее слова прозвучали как гром среди ясного неба, будто она поняла, о чем он думал.
— Знаешь, меня много раз обманывали. Дважды чуть не изнасиловали, не раз били. Но скоро я поняла, что неприятностей лучше избегать, поэтому стала исчезать при первых же признаках надвигающейся беды. Грабили меня тоже бесчисленное количество раз. Хотя и воровать-то у меня было нечего. Самым неприятным был мой тринадцатый день рождения. Тогда у меня украли целую коробку пончиков, которыми я хотела угостить своих друзей.
Курт не мог вымолвить ни слова. От всего, что он услышал, ему стало не по себе.
Лили откусила большой кусок бутерброда, прожевала его с задумчивым видом и проглотила. Она потянулась за чаем, а Курту захотелось встряхнуть ее, обнять, даже накричать на нее.
— Я хочу сказать, что в сложившейся ситуации, когда у тебя неприятности, тебе не стоит волноваться обо мне. Я в полном порядке и спокойна. В Норфолке, наверное, я произвела на тебя впечатление странной особы. Должна признаться, что годы спокойной обеспеченной жизни не повлияли на мои рефлексы. Они остались прежними. Может быть, ты подумал, что я испугалась. Ничуть. Я разозлилась, но потом укротила в себе злость и, останься я в Норфолке, справилась бы со своими проблемами. Поэтому происшедшее здесь… — Лили выразительно махнула рукой, держа в ней бутерброд, — мелочи. Мы заявили о случившемся в полицию. Мы повесим новый замок. Может быть, стоит завести собаку… Я всегда хотела завести собаку…
— Лили, послушай меня…
Но Лили было
— Мне очень жаль, что у тебя украли сапоги. Но, честно говоря, обувь, от которой болят ноги, вряд ли тебе нужна. И без того у тебя достаточно неприятностей.
— Лили, черт тебя побери!
— Да… о собаке. Героиня одной из моих книг завела себе ротвейлера. Какой-то негодяй, решил разделаться с ним, накормить его отравленной свининой, но у него ничего не вышло. Собака не брала еду из рук незнакомых людей. В другой книге у меня есть старушка, у которой полный дом маленьких дворняжек, они не давали никому переступить даже порог калитки. Будь я на твоем месте, я бы задумалась…
Курт встал и взял из рук Лили стакан и бутерброд. Потом приподнял Лили и крепко прижал ее к себе.
Целуя ее, он подумал, что вся эта ее болтовня не что иное, как приступ истерики. Эту женщину нужно успокоить, вселить в нее уверенность. Он говорил себе все, кроме правды. А правда заключалась в том, что эта женщина вызвала в нем желание, которое просто сжигало его.
Может быть, Курт выбрал не самое лучшее время для поцелуев и объятий, но вот уже несколько дней это желание все возрастало и наконец, вырвалось наружу. Масла в огонь добавил рассказ Лили о ее прошлом, о том, кем она была и кем стала, какую пропасть сумела преодолеть.
Лили чувствовала то же самое. Она прильнула к Курту, будто стала с ним единым целым, будто нашла свою когда-то потерянную половину. Она касалась его плеч, его спины, и тот, охваченный огнем страсти, исторгнул глухой стон. Курту становилось все труднее сдерживать себя.
Откинувшись назад, чтобы перевести дыхание, Лили едва слышно прошептала:
— Курт, пожалуйста… Мы могли бы…
— Нет, Лили. Не стоит. — Он лгал. Его руки ласкали ее грудь, и он чувствовал, как отвердели ее соски под легкой тканью рубашки. Переполненная желанием, она сводила его с ума.
— Но, может быть, мы просто…
— Не надо ничего усложнять, — выдавил из себя Курт.
— Я не стану ничего усложнять, обещаю. — Лили положила руки ему на грудь, и через мгновение они скользнули вниз к поясу его брюк. У Курта перехватило дыхание. Если Лили коснется его возбужденной плоти, то он не ручается за себя. Он не выдержит и займется с ней любовью прямо здесь на крыльце, на глазах у водителей носящихся по шоссе машин.
Курт приказывал себе остановиться, но его тело отказывалось подчиниться. Взяв руку Лили, он прижал ее к своей груди, а потом опустил ниже. Ну же, действуй, сказал он себе. Почему бы не покончить с этим? Рука Лили ощутила его напрягшуюся плоть. Курт застонал.
Лили дрожала, ее дыхание стало прерывистым, таким же, как и у Курта.
— Лили, Лили… Дорогая… Давай прежде подумаем…
— Не о чем больше думать. Я не хочу ни о чем думать.
— В таком случае я подумаю за нас обоих. Это трудно, но кто-то должен проявить благоразумие.
Курту показалось, что Лили усмехнулась. Повинуясь инстинкту, Курт прижался к ней всем телом, вдыхая аромат ее волос и кожи. Желание обладать ею становилось настоящей мукой. Курт хотел Лили, хотел до безумия.