Любовь Яровая
Шрифт:
Баронесса. Боже мой!.. Боже мой!..
Горностаева. Баронесса, что с вами?
Баронесса. Разве не слыхали? Петербургский особняк променял! На костюм и сахар польстился… Не могу, я слишком благородна!
Горностаева. Милая, ваш хоть что-нибудь выменял, а мой проторговался, как дурачок. Купят у него соды, а он сахарину отпустит. Дадут тысячную бумажку, а он пятитысячную сдачи… Доторговался — днями хлеба не видим.
Баронесса.
Колосова. Позвольте вам предложить. (Достаёт из сумки и подаёт белый хлеб.)
Баронесса. Что такое?
Колосова. Пожалуйста, не откажите.
Баронесса. Но я вас даже не знаю…
Колосова. Ничего. Хлеб свежий.
Баронесса. Право, неловко…
Колосова. Позвольте разрежу. (Подаёт Горностаевой.) Прошу вас.
Горностаева. Нет, зачем же… Хоть я вас, кажется, встречала… А что же вы сами?
Колосова. Ну! Я сыт и, кроме пирожного, ничего не хочу.
Горностаева. Вишь вы, лакомка!
Баронесса. А вы, Елена Ивановна, любите брауншвейгское пирожное? Какая это прелесть! К желткам да мускатного ореха.
Горностаева. Нет, а слоёный торт с фруктами!..
Говорят быстро, захлёбываясь.
Баронесса. А потом померанцевые корки… Пальчиком ямочки и туда маслица с белком, спрыснуть розовой водой и заглассировать… Это такой аромат был. Бывало, графиня…
Горностаева. Слоёное тесто кружочками… Края смазать яичком, а в середине засахаренные фрукты… Ах, как они у меня удавались! Бывало…
Баронесса. И подумать только: вернусь — и столовая и буфетная — всё чужое. (Плачет.)
Колосова. Ну… успокойтесь. Груша вот.
Баронесса. Отец Закатов говорит: через шесть недель.
Колосова. Врёт ваш Закатов. Успокойтесь.
Баронесса. Как вы смеете?!
Горностаева. Кто же, по-вашему, не врёт?
Колосова. Я.
Баронесса. Так когда же в Петербурге будем?
Колосова. Ну… не скоро.
Горностаева. Через год, скажете?
Колосова. И этого не скажу.
Баронесса (кричит). Так вот вы кто!
Горностаева. Наглость какая!
Баронесса. Я сейчас
Колосова. Вы покушайте сначала.
Баронесса. Меня не закормишь.
Подбежали на крик господа.
Первый господин. В чём дело, баронесса?
Второй господин. Что случилось?
Баронесса. Да вот большевик открытую пропаганду ведёт.
Горностаева. Хороша власть!
Второй господин. Что такое?
Первый господин. Где? Этот? Я сейчас охрану кликну.
Колосова. Ого… Приятного аппетита! (Убегает.)
Первый господин. Держите, держите, большевик!
Общее смятение и крики. Пробегает Чир, потом Дунька.
Чир. Бей, братья, Сима, Хама и Ахвета!
Дунька. Ой, господи ж! Да куда же теперь? Гарнизуйтеся!
Голоса. Где большевик?
— Кто большевик?
— Да что ж это такое?
— Большевики под городом!
В тени домов появляется народ. Среди них Любовь, Панова. Радостный шёпот мешается с тревожными восклицаниями:
— Наши подходят!
— Товарищи, жегловцев выводят!
— Товарищи, выручать!
— Извозчик, на вокзал!
— Сто тысяч!
— Уже на Собачьей слободке…
— Кошкин баронессу зарезал!
— Всех их надо оптом!
Дунька. Ой, господи, куда теперь, товарищи родные? Господа, гарнизуйтеся!
Появляются Малинин, Яровой и другие офицеры. Штатские успокаиваются.
Голоса. Господа, успокойтесь!
— Никаких большевиков нет.
— В городе всё благополучно.
— На фронте прекрасно.
Малинин. Музыканты, гимн!
Доносятся звуки гимна. Всё успокаивается.
Дунька. Товарищи проклятые! Какого кавалькаду наделали! Аж кишки взбунторажили!
Проходят Горностаева и баронесса, окружённые публикой.
Возгласы. С чудесным избавлением!
— Неужели это был сам Кошкин?
Горностаева. Именно Кошкин! Клянусь!