Любовь Яровая
Шрифт:
Марья. А что я сказала? Ничего я не сказала.
Малинин. Эй, патруль!
Марья. Что я сказала? Только и сказала одно слово: «Чтобы её не скушал!»
Малинин. Кого — её?
Марья. А я знаю, что там кушают?
Малинин. Скушаешь у меня шомполом. (Подошедшему Семёну.) Взять её!
Семён. Ма… мам… мамаша!
Марья. Ой, кто ж это?
Семён.
Марья. Ты?.. А глаз где? Сукины же вы сыны… чтоб вам так легко дыхалось, как я вас ищу! Чтоб вам так на том свете…
Малинин. Ну, счастье твоё, что сын инвалид. (Уходит в павильон.)
Марья. Чтоб твоему сыну такое счастье. А Гришка где?
Семён. Сам его ищу, маманя. Под землёй найду! Я с его получу. И пару коней, что загнал, и сто восемь пудов пшеницы, что он в земле откопал. Всё хозяйство верну. Под землёй найду. Я из его по жилочке коней вытащу, пшеницу по капле крови выточу.
Марья. Да он, чай, в могиле!
Семён. Найдём и в могиле. Все концы сыщу, а своё трудовое верну. Он, бандит, где был, когда я потом-кровью наживал? По былочке откладывал. Грамотный, у купца на лёгких хлебах! Да сам же купца к стенке! Да родного брата грабить! Я двадцать лет бился, а он в одну ночь решил.
Марья. Аспиды вы! Один глаз остался.
Семён. Ништо. Я ему оба закрою.
Марья. Ну, не клятые ж! Пойдём, лепёшек испеку.
Семён. Нельзя, я в наряде.
Марья. Так я сюды принесу. Один глаз. Как я тебя кривого женить буду! (Уходит.)
Проходят в тени Любовь и Колосов.
Любовь. Чего же ждать?
Колосова. Кажется, в эту ночь. Есть признаки подготовки к казни.
Любовь. То есть?
Колосова. С вечера в тюрьму введён отряд. А Чир у себя поминальную кутью варит и на «последнее целование» ирмосы поёт. Это всегда перед казнью. (Уходит.)
Любовь. Ступайте скорей, сообщите Роману. Буду ждать указаний за школой.
С веранды сходят Фольгин и Елисатов.
Фольгин. Господи! Спасение только в гуманных законах!
Елисатов. Что же вы кричите?
Фольгин. Только законом можно остановить реакцию.
Елисатов. Реакцию как раз незаконно останавливать: она противодействие, равное действию, и должна остановиться только там, где велит закон природы.
Фольгин. Народ
Елисатов. У народа как раз сейчас стихийная реакция. (Расплачивается с лакеем и сходит с веранды.)
Навстречу Горностаев с колотушкой.
Добрый вечер, профессор.
Горностаев. Добрый вечер.
Елисатов. Вы что это?
Горностаев. Что я — по оружию видите. А вы что?
Елисатов. Я безоружный. Беречь нечего: нищ!
Проходит Закатов.
Закатов. Блаженны нищии, яко тии наследят землю.
Елисатов. Пусть другие наследят. Моё дело было — продать. А что же ваша торговля?
Горностаев. Кончена. Жена магазин и всё дело на себя взяла. Меня за кусок хлеба в сторожа Дунька определила. Господа, какое прекрасное время для языка! Он приобретает первозданную буквальность. Магазин жена на себя взяла — буквально. Вот она! Кусок хлеба мне — тоже буквально… Вот он!
Фольгин. Представьте, верно! Меня сегодня выгнали на улицу — тоже буквально. Вселили в комнату двух сыпнотифозных. Доктор сказал: если заражусь, с моим сердцем — верная смерть. А они оба в бреду, в грязи, вши…
Закатов. Да-а, русский народ великий юродивец. В смраде и язвах, в скверне дел валяясь, возвещает миру чистую, святую правду! Да, Россия новую правду в кровавых муках родит.
Елисатов. Это уж вы не буквально, спорный символ: возможно, это не роды, а кровавый понос.
Горностаев. Отчего понос?
Елисатов. Мало ли. От неумеренного употребления свободы, например.
Фольгин. С такими убеждениями жить в России… (Ушёл.)
Елисатов. Где Россия? Где убеждения?
Закатов. Не убеждения, но вера. Народ-богоискатель жадно ищет правду божию.
Горностаев. Да, да… Признаков правды!
Елисатов. У меня семь раз искали. Полы ломали. Всё взяли на богостроительство. Даже мебель унесли богоносцы.
Закатов. Бог вам сторицею воздаст.
Горностаев. Да, да… (Всматривается в Елисатова.) Это вы… дачестроитель?
Елисатов. В каком смысле?
Горностаев. Аферист… Пустоземельный…
Елисатов. Профессор, позвольте, это уж слишком буквально.
Горностаев. А? Извините… Может быть, другой?
Елисатов ушёл. Входит Колосов.