Любовь Яровая
Шрифт:
Яровой. Люба… где ты, что беззаветно верила в меня?
Любовь. Ты где?
Яровой. Здесь, с тобой! С той же правдой!
Любовь. Та правда у меня.
Яровой. Тебе подменили её! Пломбированные фокусники. А я тот же, что был, клянусь тебе.
Любовь. Я раньше поклялась твоей памятью смертельно ненавидеть то, чем ты стал.
Яровой. За что же это проклятие на нас?
Любовь. За что?
Яровой.
Любовь. Не того человека я слушала.
Яровой. Да ты не слушала. Ты и сейчас не слушаешь, чем-то другим взволнована.
Любовь. Нет, я слушаю… слушаю… Все твои убогие слова я знаю: мы шкурники под видом революционеров. Мы предали благородных союзников. Мы отверженные миром каины, братоубийцы, погромщики, черносотенцы.
Яровой. Нет, хуже. У тех хоть религия и родина, у этих — только шкура и брюхо.
Любовь. Прощай. (Хочет уйти.)
Яровой. Подожди. Как ты мало знаешь, Люба.
Любовь. А ты много?
Яровой. О, как много!
За сценой крики: «За здоровье его высокопревосходительства — ура!»
Под Замостьем мы шли в атаку. Вдруг кучка клеймёных шкурников крикнула: «Долой войну!» Один мне штык в спину, другой — пулю в руку, и побежали назад. Немцы подобрали меня, вылечили и показали, как народ, давным-давно завоевавший подлинную свободу, которая нам ещё не снилась, как этот народ делает сейчас революцию подлинную и защищает культуру. Для этой свободы я, помнишь, не щадил ни себя, ни тебя… Не буду щадить и тех, кто эту свободу захаркал и потопил в народной крови. Война до конца.
Любовь. Под командой тех самых охранников, которые веками топили эту свободу в народной крови.
Яровой. Это — кучка обречённых. Сухие листья, закружившиеся в вихре, а мы обойдёмся своими.
Любовь. Палачами?
Яровой. Палачи — там.
Любовь. На ваших фонарях.
Яровой. На то фронт. И на ту сторону фронта я тебя, Люба, не пущу. Не затем я тебя нашёл. Ведь это же противоестественно — нам с тобой разными дорогами идти.
Любовь. Хуже. Дороги не разные. Столкнулись на одной дороге, и одному из нас в пропасть лететь.
Яровой. Люба, я этого не допущу.
Любовь. Где тебе! Я уже не прежняя…
Офицер (вбегая). Господа, господа! Какое несчастье! Какой ужас, ваше превосходительство!
Вбегает Елисатов. Входит главнокомандующий, генерал, Малинин, Панова и несколько офицеров.
Елисатов.
Голоса. Как? Где? Когда?
Елисатов. Сейчас, за углом, в скверике. По-видимому, оглушён чем-то.
Голоса. Ограблен?
Елисатов. Нет, только портфель взят.
Яровой смотрит на Любовь и Панову.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Вечер. Городской бульвар. Павильон кафе с напитками. Оркестр. Публика. Торговцы газетами, папиросами и пр.
Продавец газет. Последние известия, вечерний выпуск. Небывалая победа!
Продавщица папирос. Папиросы высшего сорта! Очень дёшево!
Продавец газет. Последние известия, вечерний выпуск. Небывалая победа добровольческой армии! Конец большевикам!
Продавец папирос. Самый высокий сорт папирос, самая низкая цена. Десять штук десять тысяч!
Продавец газет (незаметно продавщице папирос). В час у моста.
Продавщица папирос. Есть. Папиросы высшего сорта!
У чистильщика сапог стоит барынька, рядом офицер.
Барынька (напевает). «Всё, что было, всё, что мило, всё давным-давно уплыло…».
Продавщица цветов. Пожалуйста, хризантемы свежие… левкои душистые…
Горностаев. Сахарин, сода, горький перец, лимонная кислота.
Продавец газет. Последние известия, вечерний выпуск.
Продавщица папирос. Папиросы высшего сорта, очень дёшево! (Незаметно чистильщику сапог.) В час у моста.
Чистильщик сапог (как бы ничего не слыша). Есть. Гуталин, резинки, шнурки хорошие! Дёшево! Есть гуталин…
За столом сидит Елисатов, перед ним план.
Голоса. Господин Елисатов, мне, пожалуйста, ещё участочек в первом ряду.
— Это уже жадность! Господин Елисатов, участок в первом ряду прошу оставить за мной.
Елисатов. Господа, продажа свободных участков будущего курорта «Аркадия» заканчивается. Идут в продажу последние участки.
Первый господин. А позвольте взглянуть на план, где именно мой участок?