Любовь ювелирной огранки
Шрифт:
— Если бы я уже не принадлежала Киприану, парень точно бы попался в мои сети, — мечтательно изрекла Юлиана. — Я о том эффектном красавчике в халате. Мы его у качелей встретили. По-моему, он немного "ку-ку", со сдвигом по фазе. Но это поправимо.
— Больно загадочен, — хмыкнула Эсфирь. — И похоже, он за нами следит. Не рискнула бы я с таким связываться.
— Но выбора маловато, — отозвалась Пелагея, шнуруя ботинки. — Еще одно покушение — и можете копать мне могилу.
— Ой, что ты, что ты! — замахала руками Юлиана и стала поспешно собираться. Она сдёрнула с вешалки
Пелагея пребывала в таком скверном настроении, что у нее не нашлось добрых слов даже для светлячков. Она несла в одной руке банку, а другой прикрывалась от метели, которая с распростертыми объятиями неслась ей навстречу.
Следующим пунктом в череде сегодняшних неудач значилось столкновение. Не прошла Пелагея и двух шагов, как в кого-то врезалась.
— Сыроежки трухлявые! — не выдержала она.
Напротив нее, в заснеженных шубках, толклась стайка легкомысленных низкорослых девиц. Шапок они не носили, видимо, из принципа. По бокам от их замысловатых причесок торчали заостренные уши, характерные для эльфов. Вот они-то, наверное, и проживали во всех этих маленьких домах. Никто тут не вымер и не вымерз. Всего-то отлучился на денёк-другой.
— Ой, простите! — пискнула предводительница отряда. — Мы с экскурсии.
Эсфирь прищурилась, чтобы рассмотреть толпу, которая неслась над трактом чуть в отдалении. Горожане возвращались с попутным ветром, верхом на метели. Они буквально оседлали метель и мчались каждый в своем снежном кресле, которое рассыпалось на мерцающие снежинки, стоило ему коснуться земли.
Интересно, что же за экскурсия такая для всего города сразу?
— Ой, а вы ведь фея, да? — прилипла к Пелагее предводительница. За ее спиной тотчас радостно защебетали:
— Фея! Какое чудо!
— Я вовсе не фея, — отрезала Пелагея. — Вам показалось. — И, стиснув зубы, обошла отряд, чтобы вновь очутиться один на один с бураном.
Она впервые столь остро почувствовала себя инородной, лишней, никому не нужной. Не для нее дул попутный ветер. Не ее ждали горячие камины и лимонный чай с имбирем. За ней охотилась Марионетка, под маской у которой, судя по словам Шлафрока, творится настоящая ядерная катастрофа.
И Пелагеи, по сути, уже не должно было существовать. Не женщина, а недоразумение в чистом виде. Досадный сбой в программе мироздания.
— Может, тогда вы — фея? — услыхала она вопрос, адресованный Юлиане. Ну почему эти малявки никак не угомонятся?
— Я-то? — подбоченилась Юлиана. — А что, вполне может быть. Я и летать умею, вот правда. Вниз по вертикали. Ха!
Девицы поняли, что над ними издеваются, сникли и заторопились прочь. Кекс и Пирог, которые примчались с новостями сквозь эту замечательную пургу, совершили то, на что способна далеко не каждая фея. Они посеяли в рядах эльфиек смуту и хаос пополам с умилением. Псов хотели потрогать, погладить, почесать за ухом и непременно накормить какой-нибудь пакостью, которая собакам строго противопоказана.
А вокруг приземлялись
Но на Пелагею, Юлиану и Эсфирь большинство поглядывало отнюдь не по-доброму. И даже слегка настороженно. Понаехали тут, понимаешь, дылды всякие. Влезли без спроса, чужой дом увеличили, чужое пальто на себя напялили (все претензии к Юлиане), труп чуть было посреди комнаты не оставили. Сплошное ходячее бедствие! Да еще и собак зачем-то притащили.
— Р-р-рав! — оповестил их Кекс. — Мы нашли карусель!
Вот умеют эти мохнатые следопыты, когда надо, быть расторопными. Пелагея как раз страстно возжелала куда-нибудь исчезнуть, чтобы нарядные коротышки перестали смотреть на нее как на врага народа.
Хотя слово "страстно" немного неверно отражает смысл. Для нее внешний мир до сих пор проглядывался нечетко, будто сквозь толстую искаженную призму. Иногда за этой призмой меркло солнце, тухли улыбки и протухали идеальные планы. И тогда Пелагея, наблюдающая за невзгодами из своей скорлупы, всем сердцем желала перестать быть. Растаять. Научиться, как невидимка, исчезать за пеленой пурги.
Снег скрипел под ногами. Юлиана без умолку о чем-то трещала, Эсфирь хранила глубокомысленное молчание, Кекс и Пирог вели. Карусель располагалась на отшибе, вдали от построек. Белая, огромная, явно рассчитанная на взрослых, что не могло не радовать.
И ни Юлиана, ни Эсфирь понятия не имели, что это наполовину иллюзия. Что каждое сидение карусели на самом деле представляет собой врата внутрь сканирующего вихря. Что вихрь анализирует твои мысли и намерения. И на основании полученных данных переправляет тебя, куда посчитает нужным. А вовсе не туда, куда ты хочешь сам.
Юлиана, Эсфирь и Пелагея были твердо уверены: они перенесутся все вместе прямиком к Организации Управления Чудесами. Встретят там господина в шлафроке и заживут счастливо.
И Юлиана уже строила свои идеальные планы, пока Кекс с Пирогом забирались в ее рюкзак. Она сидела, удерживая рюкзак на коленях (ух, ну и тяжеленные же вы, ребята!) — и он сопел двумя маленькими носами двух маленьких ищеек. А Эсфирь разгоняла карусель ногами, вспомнив старые добрые времена, когда внутренний критик еще не запрещал ей дурачиться и хохотать по любому поводу.
Пелагея опять была где-то не здесь. Она, разумеется, заняла свое место, но постоянно ждала подвоха и сидела в снежном кресле с отсутствующим видом. А под диафрагмой свивало гнездо тоскливое одиночество.
Карусель разогналась, бешено завертелась вокруг оси, образовав собственную метель. Под визг Юлианы и сдержанное "ой-ой!" Эсфири сидения отсоединились от креплений, чтобы пуститься в свободный полёт.
Итак, карусель развалилась. Снежная завеса застелила обзор.
"Так и знала", — пробормотала Пелагея. При столь очевидной диверсии мироздания она не издала не звука. Больше не было ни неба, ни земли. И ей показалось, что она тоже вот-вот перестанет быть.