Любовь ювелирной огранки
Шрифт:
Но вот что странно: невидимка тоже ничем не пах. А если взять, к примеру, шоколадно-пряного субъекта, который ее спас…
Ой, опять щёки горят. Да что ж такое-то?!
И чего она про невидимку вдруг вспомнила? Аноним несчастный, с угрозами со своими. И билеты эти… Какой от них прок?
Пелагея стиснула кулаки и дала себе зарок, что непременно выкинет из головы и невидимку, и благородного негодяя. Пора уже браться за ум и начинать думать серьезные мысли.
***
Здание на улице Исполинов готово было развалиться в любой
Юлиана преисполнилась безрассудства: она решила заночевать прямо здесь.
Раздобыла переносную туристическую печку, три пледа, складные стулья и жестяные кружки, чтобы пить из них чай. Подожгла дрова, вскипятила воды.
Одним словом, комфорт. С огромным, жирным таким знаком "минус".
Под полом скреблась какая-то писклявая тварь. "Только крыс нам не хватало!" Нечто летучее, бесшумное и чрезвычайно неуловимое носилось под потолком. Загадочное рукокрылое, не иначе.
Юлиана выдула две порции чая и куталась в плед, греясь возле печки в состоянии глубокой отрешенности. Неужели она всерьез полагает, что если намеренно отказаться от благ земных, удача сама приплывет в руки? Не-ет, так не бывает.
Пелагея откровенно скучала и обливалась п о том, хотя сидела от огня дальше всех. Только Эсфири как будто всё было нипочем. Ее такая экзотика вполне устраивала.
— Когда-то давным-давно, — глядя исподлобья, замогильным голосом произнесла Эсфирь, — здесь была лавка антиквариата. Но владелец лавки сгинул вместе со всей семьей. Вот просто взял — и испарился, — добавила она шепотом, обводя присутствующих пристальным взглядом.
Пелагея икнула и выронила пустую жестяную кружку. В тишине от этой несчастной кружки грянуло так гулко, словно произвели стрельбу из орудий. По крайней мере, Пелагее на ум пришло именно такое сравнение. Она поёжилась, поёрзала на шатком стуле и в конце концов отпросилась в туалет.
"Если нам, как и тому антиквару, суждено здесь сгинуть, пусть это произойдет побыстрее. Терпеть не могу неопределенность", — думала она, бредя по мрачному дому и сжимая в руке подвес, на котором болталась банка со светлячками.
Она завернула в коридор, выложенный мелкой квадратной плиткой цвета обожженной глины. За множеством приоткрытых дверей виднелись белые бока каких-то раковин, больших чаш и круглых бассейнов. Пахло дохлыми мышами, краской и уксусом. Да, это вам не специи с шоколадом.
Пелагея шла и думала, что для сегодняшнего идиотского турпохода нужна ну очень уважительная причина. Должно же быть какое-то объяснение тому, что Юлиану дёрнуло скоротать ночь в дыре под названием "Будущее Издательство", а остальные с этим беспрекословно согласились. Здравомыслящим людям такое и в голову бы не пришло.
Может, их околдовали?
Она обогнула диковинный агрегат с торчащими отовсюду сифонами, свернула за угол — и очутилась
Шпалы пьяняще пахли сладкой смолой.
"Будут билеты — придет и поезд", — вспомнила Пелагея слова невидимки. Непроизвольно сунула руку в карман своей верхней деревенской юбки — и нащупала там три злосчастных билета.
"Можешь взять с собой попутчиков", — словно откуда-то издалека прозвучал вкрадчивый голос.
— Ну нет, — насупилась та. — Юлиану и Эсфирь я в эту мутную историю впутать не позволю.
И тут вдалеке загрохотало, загудело, взвыло. Затряслась земля, затряслись поджилки у Пелагеи.
"Как? Уже? Погодите секунду, я не готова!"
Мысли лопались, как зерна кукурузы в горячем масле. В плотном прозрачном коконе Пелагеи происходило волнение. Прямо сейчас извне в кокон пыталось прорваться нечто ужасное, мощное, бескомпромиссное.
Но защитная оболочка оказалась пластичной. Сколько ее ни продавливай, внутрь не попадёшь. Кратковременный шторм чувств оставил после себя некоторое беспокойство и смутное ощущение опасности.
А тем временем из неизвестности по ржавым рельсам к Пелагее на всех парах мчался поезд — такой же древний и полуразрушенный, как здание за спиной. Со злобным лязгом, в вихре сизой пыли нёсся скелет паровоза. По-другому его и не назовешь — из обшивки кузова мало что уцелело.
Он вспорол ночную тьму парой ацетиленовых прожекторов, затормозил с отвратительным скрипом, от которого стыла кровь, и тело насквозь пронзил озноб. А затем Пелагею накрыло облаком густой, едкой гари.
Когда гарь рассеялась, обнаружилось, что у мироздания были несколько иные планы на Юлиану и Эсфирь: впутать. Непременно впутать их в приключение назло всем зарвавшимся феям, которые нарушают законы и отказываются умирать.
— Ого! — воскликнула Юлиана. — Всегда мечтала прокатиться на таком допотопном драндулете!
— Никакой он не допотопный, — авторитетно возразила Эсфирь. — Эксклюзив. Авторская работа.
Заслышав их спор, Пелагея обернулась так резко, что ей прострелило шею. А ведь могла бы поклясться: по коридору за ней никто не шёл.
Поезд пялился на нее слепыми окнами. Будто оценивал: подходит она по параметрам или не подходит. Видимо, подошла. Потому что во всех окнах разом вдруг зажёгся желтый свет. Возбужденно замигал, включился снова.
И вот тогда-то из дверей переднего вагона с фонарем в руке вывалился высоченный устрашающий тип — эдакая костлявая каланча, ребра можно пересчитывать. На голове у него красовался бумажный пакет, куда обычно заворачивают сдобу из пекарни, — с прорезями для глаз и весьма условной оленьей мордой, которую набросали впопыхах небрежными красными мазками.