Любовь ювелирной огранки
Шрифт:
Перемахнувший через подоконник парчовый халат несколько спутал планы мироздания.
— Прочь от нее, безголовый! — громыхнул на всю комнату голос. Такой знакомый, чтоб его!
Шлейфом за носителем халата следовал отчетливый запах какао-порошка, который в сочетании с молоком даёт незабываемый вкус счастья. Ну да, тот самый, новогодний, предваряющий несбыточное волшебство.
Когда хватку на горле ослабили, перед глазами у Пелагеи малость прояснилось. Она различила темные разметавшиеся волосы, которые доставали мужчине до плеч, изящную руку с тонкими, как у девушки,
— З-з-зелень сушеная, — просипела Пелагея, обретя возможность выражаться членораздельно.
Первым ее порывом было схватить с полки фарфорового толстяка (он носил чудной красный комбинезон и седую бороду до пояса) и обрушить его на голову кондуктору. Точнее, на то место, где голова, по правилам анатомии, должна располагаться.
Но спаситель в парчовом халате и сам прекрасно справлялся. Начистить физиономию тому, у кого этой физиономии не наблюдается, задача сродни высшему пилотажу. И тем не менее, новоявленный телохранитель справился с ней в два счета.
Он врезал каланче аккурат в ту точку, откуда расходились нарисованные оленьи рога. И убийца с воем повалился на спину. Впрочем, на спине злодей провалялся недолго. Окно всё еще было открыто, и он ловко ускользнул, как только к нему вернулась способность двигаться. Отвлекающий манёвр, подлый удар костлявой ножищей в живот — и прыжок в качестве завершающего элемента.
Пахнущий Новым годом субъект пережил удар с честью — даже равновесия не потерял. И в запале стукнул кулаком о подоконник.
— Ушёл! Вот ведь гад!
— Кто это? — отважилась на вопрос Пелагея.
— Таких, как он, мы зовем Безголовыми, или Марионетками, — без особого энтузиазма пояснили ей. — Их выращивают на специальной среде, у них нет собственной воли. Их используют в исключительных случаях. И тебе лучше не видеть, что под маской.
— Стало быть, я — случай исключительный, — резюмировала она. — Но всё же, кто вы сами такой и зачем постоянно меня спасаете?
— Я вынужден тебя спасать, глупое ты создание! — чуть ли не рыдая от бессилия, поведал ей телохранитель. Он предпочел не поворачиваться к ней лицом. Так и стоял, глядя на улицу. Будто Пелагеи для него не существует.
На лиловых соцветиях его шлафрока отражались пятна света от гирлянды. Желтое, оранжевое, зеленое, голубое…
Он дёрнулся, когда за дверью заскреблись и затявкали.
— Ручка высокая, не достаю, — рычал Пирог.
— Именем закона, откройте! — заливался лаем Кекс. — Не препятствуйте операциям службы безопасности!
Внезапно господин Шлафрок метнулся от окна к кровати. Навис низко-низко. И Пелагея, конечно же, малодушно зажмурилась, потому и не смогла разглядеть его лица. А он прошептал ей на ухо — голосом, которым можно бы лёд топить:
— Слушай внимательно, — произнес, опалив дыханием кожу. — Здесь ты в опасности. Если хочешь остаться в живых, приходи ко мне в ОУЧ, там о тебе позаботятся.
Говорил он на полном серьезе, но Пелагея не выдержала и нервно рассмеялась.
— ОУЧ?
— Отставить "ха-ха", — пресёк веселье тот. Грозный, сердитый. Ну просто прелесть. — ОУЧ расшифровывается как "Организация Управления Чудесами". Ищи снежную карусель. Карусель приведет тебя куда надо. У меня всё.
Когда Пелагея рискнула открыть глаза, Кекс и Пирог по-прежнему скреблись в дверь, яростно вещая о каких-то законах и препятствиях следствию. А Шлафрок снова стоял к окну передом, к кровати задом. И рассматривал на стене странную светящуюся закорючку. Она настойчиво горела неоновым синим, и при взгляде на нее почему-то хотелось сию же секунду обуться и двинуться в путь, сквозь мороз, пургу и неважно что еще.
— Вот ведь гад! — повторил Шлафрок, поднося к закорючке маленький треугольный прибор, который крепился на запястье при помощи ремешка.
Пелагея ахнула: сияние закорючки втянулось внутрь треугольника, и таинственный знак исчез со стены.
А затем обладатель жаркого голоса и не менее жаркого дыхания театрально, будто красуясь перед кем, взмахнул полой халата, лихо перепрыгнул через подоконник — и натурально растворился в снегопаде. Человек-невидимка, ни манер, ни такта. Просто взял и испарился. А как же "До встречи", "Буду ждать"?
Покорил, заинтриговал — и смылся. В этом все мужчины.
"Человек-невидимка, — осенило Пелагею, когда она спустила ноги на пол. — Так это ты приходил ко мне в лесной дом, ты вернул перстень. И способность превращаться в горлицу тоже ты отнял. Ну держись теперь! Доберусь я до тебя".
Она прошаркала в тапочках к двери, впустила двух маленьких негодующих псов, и Пирог немедленно учуял запах Нового года. А Кекс взял след Каланчи.
Пелагея все еще ощущала у себя на горле его скрюченные пальцы. Поэтому без промедления отправилась в ванную. Смыть с себя этот смертельный ужас. Больше мыльной пены, сильнее напор воды…
Заснуть после банных процедур ей так и не удалось. В голову лезло всякое, в основном — с кровавыми подробностями. Как бы она собственноручно отутюжила убийцу, если бы ее не подвели силы. Как бы вытрясла из Шлафрока душу и заставила поплатиться за кражу дара.
Горлица, в которую она когда-то умела превращаться, смеялась, как маленькая зловредная ведьма, которой плевать на жизненные трудности с высокой колокольни. И порой Пелагее очень не хватало этого злодейского смеха.
— Надо искать снежную карусель, — поделилась она наутро с Юлианой и Эсфирью. Помятая, растрепанная, на себя не похожая.
— Карусель? — оживилась Юлиана. — Обожаю карусели!
Глава 7. Ювелирная работа
Пелагея обнаружила, что натянула юбки шиворот-навыворот, и принялась переодеваться. Она подавленно известила подруг о новом покушении, и те хором ахнули.
— Смотрю, ты популярна, — с долей зависти сказала Юлиана.
Пелагея кисло заметила, что популярность у киллеров едва ли добавляет преимуществ. Затем она помянула ОУЧ, незнакомца в шлафроке — и снова получила охи-вздохи. На сей раз восторженные.