Любовь ювелирной огранки
Шрифт:
— Клевала на работе носом? — понятливо усмехнулась Эсфирь и тоже оттолкнулась ногами. — Ночью спать надо, а не книги писать. Кстати, какая у тебя уже по счету?
— Седьмая, — скорбно вздохнула та. — Я так мечтала стать известной писательницей, но, похоже, мечты останутся мечтами. Издательства меня отшивают. Говорят, не вписываюсь, не формат. Я в отчаянии.
— А что такое формат? — поинтересовалась Эсфирь.
— Драконы там всякие, нечисть, ведьмы на мётлах. Те же оборотни с вампирами. Представляешь, людям нравится именно такое. Ах да, еще когда
Юлиана скривилась. Писать про бушующие страсти она решительно отказывалась.
— А драконы! — убито продолжала она. — Что в них такого особенного? Большие уродливые ящерицы с перепончатыми крыльями, фи!
Эсфирь решила мудро промолчать и вновь привела качели в движение.
— А колдовство, — распалялась Юлиана. — Силы зла, всякая потусторонняя муть… Да тьфу! Не верю я в это.
— А в фей вы верите? — неожиданно вклинился незнакомец.
Юлиана до того оторопела, что рухнула на своем сидении прямо в песок, забыв задействовать ноги в качестве опоры.
Незнакомец стоял слишком близко. Он был статным, высоким, сногсшибательно красивым. Его не портил даже парчовый домашний халат. Хотя нет, скорее уж, королевская мантия, добытая из какой-то древней эпохи. Со своими гладко забранными назад, черными, как смоль, волосами он больше напоминал девушку — такими тонкими и правильными были черты его лица.
— В фей? — переспросила Юлиана, млея под пристальным взглядом незнакомца и принюхиваясь: пахло от него совершенно изумительно. — Что вы! Конечно же, нет!
— А в эльфов?
— В эльфов тем более. Это такие ушастые парни, да?
— Хм, любопытно, — проронил юноша.
Он отодвинулся от Юлианы, смерил осуждающим взглядом Эсфирь (С кем ты только знакомство водишь, окаянная!) и, театрально взмахнув полой парчового халата, размашистым шагом удалился прочь.
И растаял вдалеке, как мираж. Желанный, но такой неприступный.
Эсфирь глядела ему вслед, открывая и закрывая рот. Как будто раздумывала: отправлять ей челюсть в свободное падение или пусть подождет? Она явно хотела что-то сказать, но ее чувства никакими словами было не выразить. Кажется, только что любовь к свободе наконец уступила место другой, не менее сильной эмоции, которой пока не придумали название.
— Слушай, а знаешь что, — произнесла она в состоянии аффекта. — Есть у меня на примете одно пустующее здание. Я поговорю с королем, пусть выделит нам немного из своей казны. Откроем с тобой собственное издательство.
Король — спонсор? А что, удачно Юлиана себе подругу нашла.
***
Пелагея пристроила Графа Ужастика меж выпуклых корней, вздымающихся над землей. Посидела под Вековечным Клёном, попила кленового сиропа (он капал с нижней ветки, если поднести к ней стакан). И поняла, что больше не может.
Перстень со встроенной памятью феи по-прежнему не снимался и изрядно ей мешал. Чтобы как-то отвлечься, Пелагея предприняла отчаянную прогулку в город. Одна-одинешенька.
Она спустилась по холму в теплом ветре, под прозрачным
Где-то с пятого этажа до нее донеслась забористая брань. Потом женский визг. Потом снова потоки сквернословия. Пелагея задрала голову — и в этот момент на пятом этаже разбили окно. И оттуда прямо на нее полетел огромный увесистый фикус.
Нашли время фикусами швыряться.
Пелагея судорожно втянула воздух. Ноги приросли к тротуару, как в кошмарном сне. На тебя сверху падает тяжеленный керамический горшок, а ты и двинуться не можешь.
Странный день. Странные события.
Но даже они были не способны пробудить в ней действительно глубокие чувства. Пелагея до сих пор воспринимала мир слегка заторможенно, сквозь метафорическое толстое стекло и слои ваты.
Одно она осознала чётко: теперь точно конец. И уж навряд ли к скандалу с метанием домашних растений причастен невидимка.
А дальше случилось как в кино.
Кто-то подлетел к Пелагее со спины, крепко обхватил за пояс, дёрнул назад — и рухнул вместе с ней, как подкошенный. Кто-то, от кого пахло пряностями, шоколадом и кануном Нового года.
Секундой позже в полуметре от головы Пелагеи разлетелся вдребезги цветочный горшок.
— Смотри по сторонам, когда по улицам шатаешься, неразумное ты создание! — злобно процедил благодетель ей в ухо. После чего отрывисто выругался на неведомом диалекте.
Она в кои-то веки разозлилась. И уже приготовилась ответить любезностью на любезность, но тут благородный негодяй выпустил ее из спасательного круга объятий и метнулся в ближайший проулок, оставив после себя шлейф двойственных впечатлений.
Новый год, пряности, шоколад — и вдруг ругаемся. Да что же ты за человек?
Пелагея заметила лишь край его одежды, да и то мельком. Что там было? Чёрная парча с лиловыми узорами? Оригинально.
А голос-то какой знакомый…
Глава 4. А киллер кто?
День медленно, но верно перетекал в вечер и наливался сумерками. Синевой на теле у Пелагеи наливалось несколько незначительных синяков.
Кажется, при падении она неплохо приложилась затылком о щеку этого высокомерного грубияна. Любопытно, останется ли синяк у него? Эдакая отличительная примета, по которой его можно будет опознать при следующей встрече…
Она поднялась с земли, отряхнулась и огляделась. В доме на пятом этаже установилась тишина. Улица была под завязку набита покоем. Спокойно стрекотали цикады. Мирно жужжал над клумбой шмель. Беззаботно чирикали воробьи на кусте. Единственное доказательство козней судьбы — острые осколки фарфора вперемешку с землей.
Фикус почил с миром. Впрочем, его еще можно было реанимировать.
А вот Пелагею — если бы кадка угодила ей в макушку — маловероятно. Так бы и погибла во цвете лет, по нелепой случайности.