Любовь
Шрифт:
МИША. А столько всего сломано…
ВИТЯ. Да, столько всего сломано, что кому-то нужно будет поднимать все заново. Кому-то, кто умеет подняться над ситуацией, кому-то с мозгами, кто умеет оставить предрассудки и обиды позади…
МИША. И кому, как не нам.
ВИТЯ. Кому, как не нам.
Витя с Мишей пьют кофе с чувством гордости за самих себя. Молчание.
МИША. Ну,
ВИТЯ. В семь. Полторы тыщи.
Миша проверяет кошелек, смотрит, сколько денег у него осталось на карте.
МИША. Да бля.
ВИТЯ. Что?
МИША. Тысяча четыреста. Ровно.
ВИТЯ. Сочувствую
МИША. Сто рублей, сука.
ВИТЯ. Обидно.
МИША. Это ты виноват!
ВИТЯ. Я-то тут причем?
МИША. Так сложно было баллами поделиться?
ВИТЯ. Снова здорово.
МИША. Жадина-говядина, блин! Турецкий барабан!
К ребятам подходит девочка лет восьми, заставляя Мишу прикусить язык.
ДЕВОЧКА. А вы знаете, что те, кто говорят «турецкий барабан», — коренные москвичи?
МИША. А как еще можно?
ВИТЯ. Соленый огурец.
Миша недоуменно глядит на Витю. Молчание.
МИША. Что за глупость — соленый огурец.
ВИТЯ(невозмутимо). На полу валяется, никто его не ест.
МИША. Никогда не слышал. Это к чему вообще?
ВИТЯ. А турецкий барабан к чему?
МИША. Ну как к чему, турецкая война, султаны… (Смутившись.) Ну все так говорят!
ДЕВОЧКА. Только коренные москвичи так говорят. Остальные говорят «соленый огурец».
ВИТЯ. Так я тоже коренной москвич.
МИША. Пиздабол ты, а не коренной москвич!
Витя испуганно раскрывает глаза, Миша понимает, что совершил ошибку, но слово не воробей, и девочка в слезах выбегает из кофейни. Миша подавлен. Пожилая пара возмущается так громко, что заглушает Джо Дассена. Витя сжимает губы в ниточку. Молчание.
МИША. Ладно, я пойду, наверное.
ВИТЯ. Давай прогуляемся? Погода отличная.
МИША. Давай.
Оба выходят из-за стола. Пока они накидывают пальто — не друг на друга, это бы было чересчур, но все равно очень и очень элегантно, —
ДЕВУШКА. Дайте, пожалуйста, сэндвич с тофу.
БАРИСТА. Да, конечно. Сто рублей.
ДЕВУШКА(копаясь в кошельке). Блин, ни копейки…
БАРИСТА. Может, у вас есть баллы?
Витя с Мишей переглядываются — и читают во взглядах друг друга очень многое. Если бы автор развернул это в пространный диалог, то он бы получился никак не меньше «Бури» Уильяма Шекспира. Наконец Миша кивает другу, тем самым соглашаясь с принятым Витей решением, и тот, весь как есть, в пальто-шинели, подходит к девушке.
ВИТЯ. У меня есть баллы. Разрешите заплатить за вас?
Девушка от неожиданности роняет Стругацких, Витя поднимает книгу и подает незнакомке. Та рдеет — и цвет ее кожи становится удивительно похожим на цвет кожи Вити. Таких параллелей она доселе в литературе не встречала.
ДЕВУШКА. Спасибо!
Миша бесшумно уходит из кофейни. Дружба торжествует не благодаря обстоятельствам, а вопреки оным. Самое интересное — разговор с девушкой, знакомство, женитьба и семейная жизнь — происходит в головах у зрителей, за кадром. Занавес, артистов просят на поклоны.
КОНЕЦ
Либестоды
Девять жизней одной московской пары
Иль Беатриче, покорясь натуре,
на плечи Данту ноги б вознесла —
какой бы этим вклад она внесла
в сокровищницу мировой культуры? Тимур Кибиров. Amour, Exil
Январь. Замерзли
Двенадцатого января Москва безумно холодила. Ваня держал под руку любимую. Когда она спрашивала его о чем-то, он слышал только:
— …Котик?
Не потому, что плохо слушал, а из-за холода. Двенадцатого января Москва безумно холодила, а ночью был вообще пипец. Чтобы не стучали зубы, он стиснул челюсть. Застучало в ушах.
— …А, котик?
— М-м-м!
Приехала она недавно, в понедельник. Мысль об этом ненадолго согрела Ваню. «Перчатки! Надо… перчатки!» — рассуждать длиннее у него не получалось.