Любовная косточка

Лакомка Ната

— А что Рен Рейв здесь делает? — спросил вдруг месье Баллок с весьма недовольным видом. — Клер, не он ли поджог твой бушон?

Клер, до этого помогавшая доктору бинтовать Ренье (а точнее — мешавшая, потому что у нее все валилось из рук), испуганно вскочила:

— О чем это вы, месье Баллок?! Ренье не мог ничего поджечь!

— Какой Ренье? — спросил месье Дюшес, вытирая ладонью черное от сажи лицо.

— О! — Клер обвела безумным взглядом горожан, столпившихся в ее дворе. — Это очень долго объяснять, господа. Просто поверьте мне на слово, что месье

Рейв не виновен в пожаре, это…

— Это чья-то глупая шутка, — громко сказал Ренье. — Клер, если вам не сложно, принесите воды. Страшно хочется пить. А вам, месье, — он повысил голос, чтобы услышали все, — я выражаю благодарность за помощь. Только из-за вашего вмешательства мы спаслись от страшной беды. Всем спасибо и спокойной ночи!

— Почему это вы нас гоните? — возмутился месье Баллок, и его энергично поддержали. — Что это за шутки с бушоном Клер?! Да! Мы знаем, что она — повар! Но зачем было так унижать ее на соревновании? А теперь еще и бушон подожгли!

Клер, которая, естественно, ни за какой водой, не отправилась, почувствовала внезапную слабость и уселась прямо на землю. Похоже, Вьенн ожидал еще больший пожар, чем тот, который они потушили совместными усилиями.

Люди распалялись все больше, наступая на Ренье, который, вообщем-то, и слова не сказал против Клер на соревновании.

— Вы что раскричались, господа? — вперед вышел Жюль. — Месье Рейв-то тут при чем? Не надо шуметь, не надо. Не будем оспаривать решение его величества…

Но как это всегда бывает, люди, только что совладавшие со стихией, чувствовали себя способными перевернуть мир.

— Клер готовит ничуть не хуже, чем этот столичный хлюст! — вскинул кулаки к небу здоровяк месье Винтуш, всегда приходивший в бушон по пятницам, чтобы насладиться рыбной похлебкой. — А мы вот пойдем и выскажем королю все, что думаем! У нас свободная страна! И ему придется считаться с нашим мнением!

Его поддержали, да так активно, что Жюль подпрыгнул и заметался из стороны в сторону, пытаясь всех успокоить. Но его не слушали. Кто-то предлагал идти к королю с жалобой о предумышленном поджоге прямо сейчас и требовать честных соревнований между Клер и Рейвом. Кто-то предлагал в отместку вымазать ворота «Пищи богов» навозом, в знак презрения и бойкотировать ресторацию. И когда довольно слабо прозвучал голос, что женщине следует думать о женском, а вовсе не о состязаниях в профессиональном соревновании, то говорившего сразу же и очень выразительно попросили замолчать, что он и сделал, мигом признав, что бушон «У Лефера» — лучшее заведение всей страны, и в нем — лучший шеф-повар.

Клер слушала все это, но словно потеряла способность двигаться и говорить. Эти люди были на ее стороне. Она обижалась на них за то, что они так легко отказались от ее бушона, сердилась, но теперь…

— Все замолчали и разошлись по домам, — спокойный голос Ренье перекрыл возмущенные крики. — Господа, проявим уважение к даме — завтра мадемуазель Клер предстоит весьма напряженный день — она встречается в третьем туре состязания с королевским поваром, ей надо отдохнуть

и приступить к коронному блюду. Или вы считаете, что она не достойна звания лучшего повара страны?

Вслед за его словами воцарилась такая тишина, что было слышно, как лают собаки на соседней улице, и вода капает со стропил.

— Клер завтра участвует в состязании? — спросил месье Баллок.

— С королевским поваром, — подтвердил Ренье.

— Но… победили вы, месье Рейв, — сказал месье Эвансис, поправляя на длинном носу очки с закопченными стеклами.

Что касается Клер, она воззрилась на Ренье с таким же удивлением, как и остальные, гадая — сошел ли он с ума. Ренье поймал ее взгляд, улыбнулся и подмигнул. Солнце только что взошло, и он стоял перед толпой полуголый, с перемотанной бинтами рукой, лохматый, черный от сажи, но… такой красивый! Клер любовалась им, точно увидела впервые.

— Его величество даже отказался пробовать блюдо нашей Клерити! — возмущенно проревел месье Винтуш.

— Завтра его величество попробует ее блюдо, — заверил Ренье. — И мадемуазель Клер обязательно победит господина королевского повара. Но для этого ей надо хоть немного поспать. Прошу, господа, прошу — расходитесь.

Люди медленно потянулись со двора, желая Клер удачи.

Когда перед бушоном остались только трое — Ренье, Жюль и сама Клер, девушка поднялась на ноги и подошла к брату.

— С чего это ты вернулся? — спросила она.

Жюль взъерошил волосы, посмотрел на Ренье, на Клер и отвел глаза:

— Знаешь, Клерити, — сказал он, — ты была права. Я поступил по-свински. Думал, теперь весь мир у моих ног, но… что-то меня это совсем не обрадовало. Пока ехал на станцию, все думал о твоих словах. И… вот, вернулся. Деньги у меня, я их не потратил, не думай. Я готов опять тебе помогать, хотя…

— Хотя в этом уже нет никакого смысла, — закончила за него Клер. — Ты всей стране оповестил, что в бушоне хозяйничает женщина, если помнишь.

Ренье не вмешивался в разговор брата и сестры, но и никуда не уходил — стоял рядом с Клер, сразу за ней, и она чувствовала его поддержку вернее, чем если бы он держал ее за локоток со столичной учтивостью.

Повисло тягостное молчание. Жюль виновато опустил голову, а Клер скрестила руки на груди, меряя его взглядом.

— Ты не представляешь, как я испугался, — сказал Жюль. — Особенно когда понял, что тебя нет дома, а в бушоне горит свеча. Кому понадобилось запирать тебя там? И почему все загорелось?

— Вернись ты в другое время — я бы тебя поколотила, — сказала Клер веско. — Но сейчас… я рада. Жюль! Я так испугалась! — и она расплакалась уже по-настоящему, стыдясь слез и закрывая лицо локтем.

Ренье и Жюль бросились ее утешат, но она оттолкнула их с шутливым гневом:

— Не подходите ко мне, огромные и глупые мужчины! Дайте женщине спокойно поплакать…

— Пойду, посмотрю, что с бушоном и продуктами, — тут же подхватился Жюль и умчался.

Ренье тоже отошел на несколько шагов. Вдруг он наклонился и поднял что-то с земли.