Любовная проблема
Шрифт:
Внутри Эмма вздохнула от облегчения. Внешне она не утратила своего веселого выражения, ткнув пальцем ему в грудь.
— Эта выставка взята в займы из Вены и включает в себя некоторые из самых известных произведений искусства этого века.
— Этого века? Потому что этот век довольно молодой, и я думаю, что у золотистого ретривера и пальчиковых красок есть достаточно времени, чтобы установить новый стандарт в следующие пятьдесят лет.
Эмма закатила глаза и продолжила идти.
— Ты никогда не
Но он согласился пойти с ней. Нет, он предложил это, после того как она слишком увлеклась недавно открывшейся выставкой МСИ(музей современного искусства) во время бранча.
— Мне нравится искусство, — запротестовал он. — Я эволюционировал. Я могу определить картину импрессиониста, и у меня есть должное уважение к «Давиду» Микеланджело, но современное искусство? Нет. Я поддерживаю свою теорию о том, что «малыши и собаки могут лучше».
— Хочешь поспорить? — сказала Эмма, делая еще один глоток своего имбирного латте.
— Конечно, — сказал он, пожав плечами. — Если у тебя нет проблем с тем, чтобы быть неправой.
Он снова переместился, вернувшись к ходьбе задом наперед, и она улыбнулась, потому что он выглядел так очаровательно по-мальчишески в своей серой толстовке и джинсах.
Затем ее шаги замедлились, когда она поняла, что видит. Она увидела старого Кэссиди. Она вообще остановилась, заслужив раздраженный взгляд мужчины, стоявшего позади нее, но она едва обратила на это внимание.
Кэссиди остановился вместе с ней, бросив на нее озадаченный взгляд.
— Ты в порядке?
— Да, — заставила она себя сказать. — Да, просто... устала.
— Пей, — сказал он, протягивая руку и постукивая по крышке ее стакана. — Если, конечно, ты не хочешь попробовать гоголь-моголь.
Эмма толкнула его в плечо, когда они продолжили идти.
— Куда теперь, Синклер? — спросил он.
Это был такой простой вопрос. Он мог бы задать его миллион раз, если бы они были вместе... если бы они были женаты.
Она сделала еще глоток кофе, и на кончике ее языка вертелся вопрос, какого черта они делают, бродя по городу вместе, разве они не договорились всего неделю назад держаться подальше друг от друга?
Он смотрел на неё, выражение его лица было знающим.
— Не делай этого.
— Не делай чего? — спросила она.
Он горько улыбнулся.
— Не говори то что думаешь. Пока не надо. Позволь нам просто провести один день как друзья. Ради Джули и Митчелла.
— Джули и Митчелла здесь даже нет, — сказала она, подняв брови. — И я чертовски уверена, что они сейчас совсем не думают о нас.
Он молчал несколько минут.
— Я рад за них.
Она посмотрела на него.
— Похоже, тебя это удивляет.
Он обхватил свой бумажный стаканчик обеими руками и посмотрел вниз, пока они шли.
— Ты не дала мне закончить. Я хотел сказать, что
— О, — сказала она с пониманием.
— А ты нет? — спросил он.
Эмма немного колебалась.
— Джули — одна из моих лучших подруг. Митчелл тоже мой друг.
Они подошли к западному краю Центрального парка и по молчаливому согласию сели на одну из свободных скамеек.
— Но, да, — сказала Эмма, как только они устроились на скамейке. — Я тоже иногда завидую. Не в том смысле, что завидую их счастью, просто...
— Тебе просто хочется, чтобы всего было в достатке, — тихо сказал он.
Эмма подняла плечи.
— Наверное. Но иногда я не уверена. Это то, о чем мы говорили, когда я только начала писать статью о своих бывших. Когда-то давно я действительно хотела выйти замуж. Я хотела мужа, детей и счастливую жизнь. Но сейчас...
— Ты все еще хочешь этого, Эмма, — сказал он, наклонившись вперед и повернув голову, чтобы посмотреть на нее. — Я знаю, что хочешь.
Эмма посмотрела на пасмурное небо.
— Может быть. А ты?
Он отвернул голову, уставившись в свою кофейную чашку и теребя зарф(специальный аксессуар для ёмкости с горячим напитком).
— Зависит от обстоятельств.
— От каких?
Он не ответил, а Эмма ждала. И ждала.
Но после пары минут, в течение которых, как она полагала, он все обдумывал, он снова повернул свое лицо к ней, и на нем уже не было видно того затравленного выражения, которое было несколько минут назад.
— Ты готова загладить свою вину?
Глаза Эммы сузились.
— Загладить свою вину?
— За ужасную художественную выставку. Что еще я могу иметь в виду? — спросил он с широкой ухмылкой.
— Хороший вопрос, — медленно сказала она. — Что ты мог иметь в виду? Потому что мы оба знаем, что из нас двоих я — святая, а ты...
Кэссиди встал, опустил свою пустую чашку в стоящее рядом мусорное ведро и протянул ей руку.
— Давай. Ты должна мне за то, что заставила меня тридцать минут смотреть на то синее пятно, а потом еще тридцать минут обсуждать, вдохновила ли его мертвая жена или его утренняя помойка.
— Это была твоя оценка, а не моя, — сказала Эмма, принимая его протянутую руку и вставая. — Если бы ты прочитал информационное табло, там ясно сказано...
Кэссиди закрыл рот пальцем.
— Время жуткого искусства закончилось. Нет, то, что я предлагаю, немного менее пафосно, но гораздо веселее.
— Секс? — спросила Эмма, бросив на него взгляд «типичный парень».
Он пошевелил бровями.
— Мне нравится, куда ты клонишь, Синклер, правда, но я думал скорее о мороженом в «Eataly».