Любовница авторитета

Колычев Владимир Григорьевич

– Но я знаю, что Мазуров там был! И не выходил он оттуда!

– Я всю квартиру осмотрел, нет никого!

– Значит, плохо смотрели! – Уязвленный Гриша занес руку, чтобы постучать в закрытую дверь.

– Кустарев! – одернул его Бартеньев.

Кустарев будто очнулся, вменяемо посмотрел на него.

– Извините, товарищ майор!.. Товарищ капитан!.. – На Одинцова он глянул с одержимостью зацикленного на своей правоте человека. – Я знаю!.. Там тайный ход!.. Я сейчас!

Он со всех ног рванул вниз, и Одинцову ничего не оставалось, как последовать за ним.

Гриша

ворвался в косметический салон через служебный вход. Охранник пытался остановить его, но Кустарев ткнул ему в лицо раскрытые корочки. А недовес в собственных полномочиях он с лихвой компенсировал безудержной нахрапистостью. Он рвался в кабинет директора, и никто не смог его остановить. Одинцов просто следовал за ним, с интересом наблюдая за его действиями. В запале он и сам был таким…

Кустарев прорвался в приемную директора. Там за компьютером стучала по клавиатуре миловидная секретарша, а в кресле, забросив ногу за ногу, сидела коротко стриженная девушка с четкими, пропорциональными, но грубыми чертами лица. Примерно такая же стрижка была и у Любы, но разве можно было сравнивать этих двух женщин? Люба – сама женственность, а эта – типичная муж-лесбиянка. И ее внешность наводила эту мысль, и взгляд, которым она смотрела на секретаршу. Так мужчина смотрит на хорошенькую женщину.

Видимо, не зря телохранительницу Альбины звали не Шурой, а Шуриком.

Коротко стриженная сорвалась со своего места, но не успела преградить Кустареву путь. Гриша получил возможность с ходу, без разрешения вломиться в кабинет Батыгиной, но дверь, увы, была закрыта.

А Шурик не собиралась ждать, когда он сломает дверь. Одной рукой она схватила парня за шиворот, другой за ремень под джинсовой курткой. Она весила чуть ли не вдвое меньше, чем Гриша, но это не помешало ей швырнуть его на пол с такой легкостью, как будто он был мешком, набитым соломой.

Не успел Кустарев среагировать на изменение обстановки, за это и поплатился. Но, падая, он увлек за собой и телохранительницу Батыгиной. Шурик не смогла удержаться на ногах, упала, но тут же вскочила. И сразу же попала в оборот. Боевым самбо Максим занимался давно, и одно время – профессионально. Он поймал девушку, взял ее на прием. Надо отдать ей должное, она попыталась вырваться из захвата и даже смогла нейтрализовать крутящий момент, но все равно оказалась на полу. Одинцов заломал Шурика, а Кустарев надел на нее наручники. Нападение на представителя власти – это статья уголовного кодекса, а значит, за основаниями для задержания ходить не надо. И не важно, поддерживал Максим самодеятельность своего подопечного или нет.

Дверь взламывать не пришлось, она открылась сама.

– Что здесь такое? – возмущенно спросила Батыгина.

Красивая она женщина, достойная поклонения, но Гриша едва глянул на нее.

– Пардон! – извинился он, заталкивая ее обратно в кабинет.

Парень вошел в раж, и остановить его, казалось, могла только пуля, и то не всякая.

Он ворвался в кабинет, обогнул длинный стол, открыл створку платяного шкафа.

– Что вы себе позволяете? – истерично взвизгнула женщина.

Максим заметил, как на ее лице выступили красные пятна.

– Ну

вот, а я что говорил! – торжествующе воскликнул Кустарев.

Он вытащил из шкафа связанного по рукам и ногам Костю Мазурова. Парень был жив, но голову стягивала плотная бинтовая повязка с проступившим на ней пятном крови.

– Гражданка Батыгина, надеюсь, на этот раз вы согласитесь отвечать на мои вопросы? – взяв женщину за руку, строго спросил Одинцов.

Он искренне гордился своим коллегой, который пошел на риск, чтобы доказать свою правоту. И собой он был доволен: не подвело его оперативное чутье, и не зря он приставил Кустарева к Мазурову.

Глава 9

Обморочный взгляд, беспомощное выражение лица, бессильная злоба в уголках губ выдавали не лучшее состояние Батыгиной. Она немощно повела рукой в поисках опоры. Максим подставил ей кресло, выдернув его из-под приставного стола.

– Это что здесь такое? – громким командным голосом спросил Бартеньев.

Он обращался к Одинцову, а смотрел на Батыгину – с восхищением. Во взгляде фонтанировало желание рисоваться перед красавицей, но Максим должен был лишить его этого удовольствия – обстановка того требовала.

– Товарищ майор, шли бы вы… обратно, – тихо сказал он, вплотную подступив к своему начальнику. – Подъезд перекрыть надо, чтобы Стужин не ушел.

– А он не должен уйти? – спросил Бартеньев, глядя, как Гриша развязывает Мазурова.

– Надо заблокировать подъезд. – Одинцов смотрел на него не терпящим возражений взглядом.

Не та сейчас ситуация, чтобы выяснять, кто из них здесь начальник. Не время вдаваться в объяснения, когда дорога каждая секунда.

– И чем быстрей, тем лучше! – поторопил капитан.

Бартеньев не выдержал его взгляд и покорно повернул назад. Даже шаг ускорил. А Максим вернулся к Батыгиной.

– Где у вас тут потайная дверь?

– Да там она! – сказал Мазуров, рукой показав на шкаф, из которого его вытащили.

Он кривил лицо, как будто каждое произнесенное слово доставляло ему невыносимое страдание.

– Гриша, присмотри! – велел Одинцов, кивком головы показав на Батыгину.

Сам он подошел к гардеробному шкафу, глянул внутрь. Одежда на плечиках занимала здесь только половину пространства, и вся она была сдвинута вправо, чтобы оставался проход слева. Но проход этот закрывала задняя панель. Максим заметил выступ, на котором смутно угадывались потертости от пальцев, зацепился за него, сделал усилие, и панель отошла в сторону. Шкаф остался без задней стенки, и капитан увидел деревянную дверь, которую без труда откатил в сторону.

Это и был тайный выход в квартиру Стужина. Максим попал в шкаф, в котором задней стенки не было вообще. Он открыл створки шкафа и попал в большую светлую комнату с роскошной мягкой мебелью.

Одинцов услышал щелчок, с которым закрылась входная дверь. Это Стужин, услышав подозрительные звуки, бегом покинул свой дом. Максим бросился за ним и догнал его во дворе.

Парень рвался к своей машине, но подоспевший Бартеньев пытался его удержать. Пистолета у майора не было, а в рукопашную с качком он вступать побоялся.