Любовница не по карману

Данилова Анна

В те редкие часы, когда я все же проваливался в сон, мне снились мучительные кошмары: Зоя, терзаемая грубыми волосатыми мужиками; черный дом в черном же лесу, и там ползают черные змеи; тюремная камера, полная белокожих женщин-людоедок с окровавленными ртами; обглоданный червями скелет убитого мною парня с париком из белых волос на черепе…

Я шарахался от соседей, видя в каждом из них шантажиста. Подозревал даже добропорядочную с виду старушку с третьего этажа, способную в моем воображении превратиться в проворную, мускулистую, спортивную пенсионерку, которая украдкой, косясь по сторонам, забирает пакет с деньгами с платформы. Подозревал я в сговоре

с шантажистом и всех мальчиков и девочек из нашего дома с веселыми школьными рюкзачками за спиной, где непременно виделся мне карманчик, туго набитый заработанными на этом скверном деле деньгами.

Алик был сильнее меня, он хотя бы крепко спал. Я знал это точно, поскольку, мучимый бессонницей, часто слонялся по квартире, прислушиваясь к доносившемуся из его комнаты храпу. Он молод и здоров, да и психика у него не расшатана, как у меня. Я же вечно чего-нибудь боялся. То разоблачения и наказания за мою связь с японцами, покупающими мои формулы, то боялся оказаться пойманным кем бы то ни было с голой Катей, то трясся из-за мысли потерять Зою. Жил во мне и страх смерти!

Катя… Она хоть и вышла замуж, но не перестала где-то в глубине своего женского естества желать меня. Каждый раз, когда я сталкивался с ней где-нибудь без свидетелей (в коридоре, в гардеробной, на складе, в подсобке), она то зазывно смотрела на меня, то старалась приобнять, прикоснуться, а то и вовсе принимала томные позы. Вероятно, насолив мне своим браком и отчасти успокоившись от мысли, что ее любят и хотят, она – я был уверен в этом! – жаждала продолжения наших отношений, вот только у нее не хватало ума сообщить мне об этом так, чтобы я согласился, проглотив обиду. Ей и в голову не могло прийти, что она мне больше не нужна и мне незачем теперь доказывать самому себе, что я полноценный, здоровый мужчина. Что же касается «гигиенических» отношений с женщинами, то с ними было покончено раз и навсегда: когда от меня ушла Зоя, мне стало не до физиологии. Я думал о спасении души (хотя здесь уместнее было бы сказать «о спасении шкуры», поскольку я, хотя время от времени и собирался отправиться в полицию с повинной, тем не менее панически боялся тюрьмы).

Конечно, я не мог не думать о Зое. Где она? С кем? На что живет? Единственным человеком, самым близким, которому я мог довериться, был, конечно, Алик. Возможно, другой сын наложил бы табу на ее имя, запретил бы мне произносить его, поскольку для этого имелись очевидные причины. Но только не Алик. Он, как никто другой, понимал меня.

– Скажи мне, где она сейчас? – так я зачастую начинал наш совместный ужин.

Мы сидели в кухне, ели приготовленные Аликом блюда, и иногда мне казалось, что наши мысли были общими, так хорошо мы понимали друг друга.

– Не знаю. Я пытался ее найти, но пока что безуспешно.

– Для меня самое главное – знать, что она жива и здорова и ни в чем не нуждается.

Я лукавил. На самом деле мне хотелось, кроме этого, узнать нечто гораздо более важное: с кем она? Вот главный вопрос, который я без конца задавал себе.

– Ты все пытаешься понять, почему она от тебя ушла, – говорил Алик с набитым ртом, он всегда ел с аппетитом, и, глядя на него, здорового, полного сил, и я принимался за еду. Мне тоже хотелось набраться этих самых сил. – А ты не думай об этом, потому что все равно ничего не знаешь. Женщины, папа, – это инопланетяне. У них все не так, как у нас.

– Думаешь, у нее кто-то был? Она ушла не просто от меня, а к кому-то?

– Даже если и был, что с того? Или если сейчас у нее кто-то есть… Ты же все равно не простил бы ее, ведь так?

– Не знаю… Мне даже трудно представить, что она с кем-то другим, мне сразу становится так больно… Даже сердце останавливается.

– Понимаешь, мне не очень-то удобно говорить с тобой на подобные темы, но

она же намного младше тебя… Могла просто увлечься, попасть под чье-нибудь влияние… Или влюбиться. Я понимаю, это жестоко с моей стороны – так говорить, но когда вы с ней познакомились, именно ты влюбился в нее, а не наоборот. Она могла полюбить тебя всей душой, но не… Ох, папа, давай оставим эту тему!..

Ему было неловко говорить со мной об интимной стороне нашего брака с Зоей. Но я понимал, что он хочет каким-то образом успокоить меня, настроив против Зои, против всех женщин.

– Вот у меня, к примеру, была Татьяна. Мы оба молоды, у нас все в этом плане было хорошо. И что? Она бросила меня…

– Как это? Когда?

– Да еще весной… Встретила какого-то итальянца, он увез ее к себе на родину, у них вроде бы все серьезно… Что, спрашивается, ее во мне не устраивало? У меня и деньги есть, да и вообще я вроде не урод, баб… девушки мне на шею вешаются, сам знаешь… Однако она меня бросила. Значит, этот итальянец понравился ей больше меня.

– Глупости! – Мне стало так обидно за сына, что я мгновенно возненавидел эту Таню. Я словно увидел, как она удаляется в обнимку со смуглым черноволосым итальянцем по залитой ярким полуденным солнцем аллее. – Да она просто дура, если не разглядела твою душу! Не поняла, что ты стал бы прекрасным мужем и замечательным отцом! Захотелось ей пожить в Италии, вот и все!

– Не знаю… Но я рассказал тебе все это не для того, чтобы ты пожалел меня, а чтобы понял: женщины непостижимы… Знаешь, нам, мужикам, иногда кажется, что это мы выбираем себе пару, а на самом деле все решает женщина. Как она решит, так и будет. Не захочет – и не станет жить с мужчиной, в котором не видит, предположим, отца своих будущих детей. Вот скажи: вы с ней планировали завести детей? Ведь Зоя молода, возможно, ей именно этого и не хватало.

Меня бросило в жар. В самом деле! И как это я раньше не понял?! Материнство! Она не стала матерью, живя с прежними своими мужчинами, поскольку не увидела, не почувствовала в них будущих отцов – и не могла забеременеть в своем настоящем браке. Со мной.

– Думаю, ты прав, Алик. Да, конечно, мы говорили с ней о детях, мечтали… Но, видишь ли… – Мне надо было преодолеть себя и сказать Алику всю правду. – Словом, я не смог сделать ее счастливой… в этом плане…

Я почувствовал, как загорелись мои уши. Возможно, будь у меня настоящий друг среди моих сверстников, я бы поделился с ним своей проблемой, но у меня, кроме Алика, никого никогда не было. Денис не в счет – с ним я точно не поделился наболевшим. Тем более учитывая его характер. Котяра!!!

– Она не могла от тебя забеременеть? – осторожно спросил Алик. – Ты это хочешь сказать?

– Думаю, да, – выдохнул я.

– Ну, вот и все объяснение! – словно бы с облегчением воскликнул Алик. – А ты все еще ломаешь голову? Да у нее сейчас самый детородный, можно сказать, возраст! Ты предлагал ей искусственное оплодотворение?

– Нет, не предлагал.

– Тогда вот что я тебе скажу. Это действительно ты во всем виноват. Но не потому, что физически не смог сделать ее матерью, нет. Дело вообще не в этом! Это психология, папа! Ты сам не увидел в ней мать своих детей, вот в чем вся штука! То есть ты ей как бы не доверял, понимаешь?

– Но я ведь женился на ней, разве это не доказательство того, что я собирался жить с ней и иметь от нее детей?

– Если она не могла забеременеть от тебя естественным, так сказать, способом, ты мог бы предложить ей другой вариант, понимаешь? Двадцать первый век на дворе, папа! – Алик многозначительно постучал себя согнутым указательным пальцем по виску.

– Я надеялся, что все еще получится… Ох, Алик, не все так просто…

И я, испытывая жгучий стыд, рассказал сыну о своей связи с Катей.