Любовница по ошибке

Робинсон Мэгги

Шарлотта недоуменно взглянула на него. Он льстил себя надеждой, что она с нетерпением ждет повторения их утренней интерлюдии перед завтраком, но дело прежде всего.

– П-прямо здесь, в утренней комнате? – заикаясь, пробормотала она.

– Да, ибо здесь хороший свет, во всяком случае, то, что от него осталось из-за этого треклятого дождя.

– Наверняка ты уже знаешь наизусть, как я выгляжу.

– Действительно, знаю каждый прелестный дюйм. Твое тело восхитительно. И я хочу увековечить его.

Шарлотта, казалось, только сейчас

заметила альбом.

– Ты хочешь нарисовать меня? – Это прозвучало так, словно он намеревался поджарить ее и скормить диким зверям.

– Не могу придумать более стоящего объекта. Ты дашь всем моим итальянкам сто очков вперед.

– Ты – художник? – В ее голосе прозвучали неприятные нотки сомнения.

– Помнишь потолок на Джейн-стрит? Всех тех ангелочков, облака и все прочее?

– Так это ты нарисовал?

Ее потрясение было воистину комичным. Впрочем, вряд ли это потому, что она считает его следующим Микеланджело.

–Сюжет выбирал не я, и исполнение так себе, признаю. Но у нас полно времени. Во всяком случае, есть двадцать девять дней. Я готов работать, пока не добьюсь полного сходства. Даже пририсую тебе крылья, если хочешь.

– Я определенно не ангел. – Она бросила плести кружево и встала. – Дай взглянуть на твои рисунки.

Бэй пожал плечами.

– Я уже сто лет не прикасался к ним, но бабушка их тщательно сохраняла. Считала, что я подаю надежды. – Он вручил ей старую коллекцию рисунков. Она улыбнулась, когда увидела первый – карандашный набросок его спаниеля Гомера. Быть может, Бэю следует подумать над тем, чтобы снова приобрести собаку? Собаки забавные, а если он собирается жить в этом огромном доме, хорошая компания ему не помешает.

Шарли осторожно переворачивала страницы.

– Она была права. Почему ты перестал рисовать?

– Полагаю, я перерос это. Когда был в армии, сослуживцы то и дело просили меня нарисовать то лошадь, то портрет, но свободного времени было не много.

– Дай мне взглянуть на остальные.

Он подал ей второй альбом. Страницы по большей части оказались пустые, а часть листов была вырвана.

– Что случилось с рисунками?

Бэй сглотнул ком в горле. Он надеялся, она не заметит.

– Видишь ли, это были рисунки с медового месяца. После того как медовый месяц и мой брак закончились, казалось неправильным хранить их.

– Ох, Бэй. – Она положила ладонь ему на рукав. – Прости. Как все это ужасно.

– Но сейчас я начинаю думать, что счастливо отделался. – Бэй посмотрел на Шарли. Волосы ее были уложены слишком аккуратно. Скоро он это исправит.

– Леди Уитли, возможно, не повредилась бы умом, если б все эти годы была леди Байяр.

– Ты очень добра и великодушна, Шарли. – Он наклонился, чтобы коснуться ее губ.

– Едва ли, – пробормотала Шарлотта. Она ответила на его поцелуй, безыскусно углубив его. Если так будет продолжаться, то Бэй бросит бумагу в огонь и уложит Шарли на оттоманку. Она пробуждает его страсть, как не удавалось еще ни одной женщине

после Анны.

Он мягко отстранился.

– Позже, любовь моя. Давай-ка я расшевелю угли. Не хочу, чтоб ты подхватила простуду.

– Ты серьезно насчет наброска? Но почему бы тебе не нарисовать меня в одежде?

– Какой же в этом интерес? Кроме того, это платье явно не стоит увековечивания.

– У меня нет ничего лучшего. Да мне и не надо ничего лучшего.

– Какая жалость, что твоя сестра умыкнула всю одежду, но, по крайней мере, у нас есть это. – Он вытащил из кармана рубиновое ожерелье. Она схватила его.

– Я же его спрятала! Как ты нашел?

– Милая, от меня ничто и никто не скроется. Нашел ведь я тебя в Малом Укропе, не так ли?

– Ты рылся в моих вещах! – Ее рот упрямо сжался. «Интересно, – подумал Бэй, – что еще она прячет от него?».

– Всего лишь в стопке носовых платков и в парочке чулок. Больше не буду, обещаю. Все твои секреты в безопасности, стой спокойно. – Он стал расстегивать крючки, развязывать шнуровку, вытаскивать шпильки. Щеки ее пылали, соски сморщились и потемнели. Забрав рубиновое ожерелье из ее вялой руки, Бэй застегнул его вокруг шеи. Центральный камень лег прямо в ложбинку между грудей. Бэй отступил назад. – Идеально!

– Едва ли...

– Ох, не возражай мне, все равно не переубедишь. – Он по-другому расставил мебель, подтянув оттоманку поближе к окнам. Выбрал удобный стул для себя и сорвал штору.

– Это для кое-какой необходимой драпировки.

– Я же буду чихать, не переставая.

– Глупости. Я совершенно точно знаю, что все шторы этой весной снимались и вытряхивались. Я же был здесь.

– О! – Без своего отвратительного серого мешка, прикрывающего ее, она выглядела очень неуверенно. – Что я должна делать?

– Превратись в пудинг, такой однородный и бескостный. Я буду прикасаться к тебе повсюду. Постарайся не вздрагивать. Сядь на кушетку, пожалуйста.

Он ловко усадил ее, гладя руками атлас кожи. Он знал, что ведет себя, как проказник. Обхватил ладонью одну грудь, погладил сосок, наблюдая, как ее кожа покрылась мурашками. Приподнял ногу, погладил стопу, слегка прикрыл бедра тканью.

– Тебе все видно! Ты совсем не задрапировал меня, – пожаловалась Шарли.

– В следующий раз. А теперь постарайся молчать, пока я буду работать. – Он вытащил из кармана мелок и приступил к наброску.

– Это будет нетрудно. Мне нечего сказать. Ты ведь запер дверь, да?

– М-м.

– Бэй! А вдруг кто-то из служанок войдет, чтобы стереть пыль или еще что? Твоя челядь, конечно, уже ко всему привыкла, но Мэри и Китти еще совсем дети. Пожалуйста, сию же минуту запри дверь.

Пальцы Бэя летали над бумагой, мелок был продолжением его руки. Он не задумывался над тем, как идет творческий процесс, только понимал, как приятно и успокаивающе снова рисовать. Ну, было бы приятно и успокаивающе, если б его натурщица так не хмурилась и не пыталась встать.