Любовница. По осколкам чувств

Коэн Даша

— Ну так встанешь. А я тебе помогу, — а потом кивнул на свою жену и со вздохом попросил у парня, — ты главное — люби вот это чудо в перьях, ладно?

— Ладно, — улыбнулся Амир.

А потом я перешёл на театральный шёпот, пытаясь хоть немного разрядить атмосферу.

— А она-то что говорит? Любит тебя или ещё пока не уверена?

— Не, я ей же только что провёл ускоренный курс по самоопределению, — рассмеялся Амир, и я вслед за ним, стараясь не обращать внимания на то, как недовольно забухтела Айза.

А потом развернулась и крепко-крепко обняла Бахтиярова, пряча зарёванное лицо

на его груди. Я же только сидел, смотрел на эту идиллию и адски завидовал, скрещивая под столом пальцы. А затем снова мысленно твердил как мантру мирозданию лишь одно-единственное:

«Пусть всё получится. Пожалуйста!».

Глава 62 – Сепарация

Лера

— Опять тебе кущи прислал, окаянный, — качает Мария Марковна седовласой головой, смотря в дверной глазок, но даже не порываясь открыть курьеру и принять то, что он безуспешно таскал вот уже несколько дней по заказу Шахова.

Да и зачем?

Мне эти цветы, всё равно что похоронные венки, возлагаемые на ещё свежую могилу, где теперь покоились мои поруганные и преданные чувства. Их убили с особой жестокостью. Исподтишка. Со спины. Грязно и подло.

Я думала, что пережила боль. Свыклась с ней. Срослась воедино и смирилась с тем, что теперь она часть меня. А потом, спустя три недели кромешного ада Данил снова с ноги вломился в мою жизнь, вспарывая едва затянувшиеся раны и обильно посыпая их солью.

А я смотрела на него и не могла поверить, что вижу его снова. Его тёмные, подёрнутые кромешным мраком глаза. Его чувственные губы. Его всего — такого статного, сильного, высокого и до сих пор отчаянно мною любимого. И сердце моё опять рыдало навзрыд оттого, что безуспешно рвалось к нему, да вот только я давным-давно посадила его на цепь. Нельзя! Он же наше проклятье! Предатель. Обманщик. И трус!

И надо помнить, и никогда не забывать, как он бросил меня. Как равнодушно растоптал и ушёл, припечатав на прощание тем, что переписанная на меня квартира — это всего лишь плата за мои услуги.

Обесценил. Опустил ниже плинтуса. Указал мне на моё истинное место — место любовницы и бесправной подстилки. Насмехался, на полном серьёзе ожидая, что я соглашусь быть на вторых ролях. И ни капли не сомневался, что я сама прибегу к нему через время, умоляя хотя бы о толике внимания.

Никогда! Я лучше землю буду жрать, чем прогнусь под весь этот позор.

Да, мне тогда, смотрящей ему вслед, хотелось лечь и сдохнуть. Но мир жесток и полон дерьма, так что мне пришлось смириться с реальным положением дел, а затем уползти в свою нору, накрыться одеялом с головой и выть. Выть навзрыд, сходить с ума от тоски, боли и обиды, но пройти все круги ада с честью и в одиночку, напрочь игнорируя расспросы старушек. И только верный Мяус, чувствуя мою агонию, сворачивался рядом в клубок и, громко тарахтел, безмолвно даря мне свою кошачью поддержку.

На работу не могла ходить неделю. Вообще всё застопорилось — ни есть, ни спать, ни соображать. Ни дышать! Мозг просто разложился в бесформенную массу, неспособную думать трезво. А я сама превратилась в один зудящий нерв, которому нон-стопом было мучительно больно. И каждый день мне казалось, что хуже уже быть не может.

Но наступал

новый день — и агония не просто продолжалась, а усиливалась в геометрической прогрессии. И единственное, что я могла делать в то страшное для меня время — это лежать, смотреть в одну точку и плакать. На большее я была просто неспособна.

Даже тупо отрубиться от болевого шока, и то не получалось.

Где-то посреди этого ужаса мозги неотступно бомбардировала паника, потому что казалось, что я настолько сильно полюбила Шахова, что никогда не смогу пережить наше расставание, а яд предательства будет вечно разъедать меня снова и снова. Облегчение приносило лишь спасительная ненависть.

И только она одна помогла мне выкарабкаться из того персонального чистилища, в котором я оказалась заперта по вине предателя. Я могла и жизнь за него отдать, а он вонзил мне нож в спину…

Самостоятельно встать с постели я смогла лишь через неделю после нашего разрыва. Дошла до душа и взглянула на себя в зеркало. Почти потеряла сознание оттого, что увидела труп. Ходящий, высохший, осунувшийся. Затем встала на весы и похолодела от шока — я критически похудела, став похожей на скелет, обтянутый кожей.

Вот во что меня превратила грёбаная любовь.

И я поставила себе за цель выкорчевать её из своего сердца навсегда. С диким скрипом, но вернулась на работу. Заставила себя есть. И спать.

А ещё я пресекала любые попытки престарелых сестричек заговорить за мной про Шахова. Его имя было теперь под грифом «секретно». Неназываемый! И только в мыслях я разрешала себе изредка воскрешать образ прекрасного, но жестокого красавца. Чуть заглушить вой скучающего сердца. Прореветься. И жить дальше.

Монотонно. Бесцветно. Но жить. И плевать на то, что эта жизнь походила теперь на безрадостное существование. Я верила, что справлюсь. Однажды…

Три недели прошло. Двадцать один день. Пятьсот четыре часа без Него. Устойчивая ремиссия к яду любви уже маячила на горизонте. Я почти ухватила её за хвост. Почти научилась дышать полными лёгкими, а не жалобно хрипеть, задыхаясь от безнадёги.

А потом голос Данилы Шахова снова ворвался в мой разрушенный до основания мир. Ворвался и ещё раз меня убил. Честно? Я до сих пор не понимаю, зачем он приезжал. Сказать, что не может развестись? Ну так я не дура, поняла уже. Или он действительно рассчитывал на то, что я настолько помешалась от тоски, что кинусь ему в ноги и стану целовать его начищенные до блеска ботинки, в слепой надежде, что мы снова будем вместе?

Наверное, да. А зачем ещё он тогда говорил мне, что скучает, что не может забыть, что хочет будущего со мной. Видимо, женщины в его мире клюют на эту псевдоромантическую ахинею, а затем слепо идут за ним в рабство, пока он не наиграется и не пресытится ими. Верят, глупые, что однажды, он выберет её, и избранная хапнет толику пресловутого женского счастья, где есть настоящая семья, ребёнок, рождённый в браке, совместный отдых — всё как у всех.

А дальше? Очередной пинок под зад.

И только тогда, пережив ещё одну маленькую смерть, винтики в голове становятся на свои места и приходит осознание, что лучше быть одной, чем вместе вот с таким вот «мужчиной», для которого деньги важнее людей.