Любовники в заснеженном саду (Том 2)

Платова Виктория

Прилив - отлив.

А когда волна отступила и сознание начало медленно возвращаться к нему вернулись неуверенность и робость. Черт возьми, она поцеловала его... Джанго поцеловала его всего лишь в каких-нибудь жалких пятнадцати метрах от своего парня (мужа? любовника?). А то и того меньше...

И Никита отстранился.

– Что-то не так?
– спросила Джанго, не открывая глаз.

– Нет... Но ваш... твой парень...

– А что - мой парень?

– Твой парень... Ты ведь его любишь?

– Разве

я говорила тебе об этом?

– Говорила...

– Я...
– и она рассмеялась с крепко сжатыми ресницами.
– Я просто сказала, что люблю человека, который любит джаз... Ты ведь любишь джаз?

– Я?
– Никита даже растерялся от такого по-детски простого объяснения, снимающего с Джанго все обязательства.
– В общем... Да... разбираюсь...

– Значит, разбираешься... Хорошо... Классический джаз горяч, мейнстрим теплый... А то, что иногда случается с джазом сейчас... Наверное, прохладно... Cool.
– Ее руки уже скользили по рубашке Никиты, осторожно расстегивали пуговицы.
– Что ты выбираешь?

Ее руки и были прохладными, и Никита сказал, следуя ее рукам:

– Cool... Cool...

– Я так и знала... Я не могла ошибиться...

И она снова нашла губы Никиты, а потом... Потом торжественно-прохладно ввела войска и овладела крепостью его тела... Впервые за долгое время Никита позабыл обо всем: об Инге, о Корабельникоffе, о Мариночке и о своей жизни тоже. И о том, что эту жизнь медленно разрушало.

Он слишком давно не был с женщиной, слишком давно. И поэтому любовь его была осторожной, нежной, действительно прохладной.

Cool.

Зато страсти Джанго хватило бы на двоих, на десятерых. Он смяла Никиту, снесла, приковала к себе, чтобы никогда больше не выпустить на волю. Ему не вырваться, не вырваться, он влип, мертво влип в эту странную девушку, которую наверняка придется делить и с Даней, и с Даниным саксофоном, и с целым Big Band Jazz, и с бойцовыми псами, с чертом, с дьяволом... С ее тайнами, а тайны были, Никита ни секунды в этом не сомневался. Вот только хватит ли у него сил, хватит ли мужества узнать о них?..

Хорошо, что пол деревянный и теплый, а не каменный, не кафельный, не холодный. Хотя... Совершенно все равно, где любить ее: на простынях с розовыми лепестками, на заднем сиденье машины, в песке у кромки моря или здесь, на полу, на сваленных в кучу махровых халатах, один из которых уж точно принадлежит Дане...

Совершенно все равно, где любить... Только бы любить...

Джанго наконец оторвалась от него, опустошенного любовью до предела. И положила голову ему на грудь. И только сейчас он почувствовал странное покалывание кожи. В одной точке, как раз там, где расходились ребра. Неужели это сердце, упавшее в живот, так и не захотело подняться? Но покалывание было довольно ощутимым, и спустя секунду он понял, что это.

Кольцо.

Кольцо на цепочке, которую Джанго так и не сняла.

В

голове Никиты еще плавал туман, но ему хватило сил подтянуть Джанго повыше, и, поцеловав ее во влажную от любви макушку, аккуратно вытащить кольцо. И самым непринужденным тоном спросить:

– Что это?

– Тебе мешает?
– Джанго оперлась локтями на предплечье Никиты и заглянула ему в глаза.

– Нет... То есть - чуть-чуть. Кольнуло.

– Извини.

– Ничего... Странное кольцо...

– Ты думаешь?

А что тут было думать? Теперь Никита получил возможность рассмотреть его поближе и даже аккуратно взять в руку. Если у него еще и оставались сомнения, то теперь они исчезли: вытертое серебришко, камень, никакой ценности не представляющий, - это была вещь Мариночки. Только она могла носить такую откровенную туфту в комплекте с мужниной платиной. Да еще с таким непередаваемым изяществом. Она - да еще Джанго.

– А почему странное?

– Не знаю... Выглядит не очень...

Кольцо и вправду ютилось на затейливой витой цепочке с видом бедного родственника. Оно вступало в категорическое противоречие со свеженьким, холеным серебром. Так что вопрос Никиты был вполне уместным. Во всяком случае, легко объяснимым.

– Не очень, ты полагаешь?
– Никакой обиды, никакой угрозы в ее словах не было, разве что губы стали чуть жестче, а скулы - чуть суше.

– А, в общем... Это, наверное, дорого как память... Я прав?

– Прав... Ты прав... Это кольцо из прошлого, - сказала она, хотя вопрос Никиты вовсе не требовал никакого ответа.

– Когда-нибудь ты мне расскажешь?

– Когда-нибудь? Когда-нибудь - расскажу.
– Джанго улыбнулась такой недвусмысленной улыбкой, что Никита сразу же понял: не расскажет никогда.

– Мне бы хотелось знать о тебе все...

Почему бы и нет? Это вовсе не звучит фальшиво, учитывая, что тела их все еще распяты друг на друге, руки сплетены, а волосы спутаны.

– Все? Никто не может знать всего.

– Я хотел бы...

– Разве я давала повод?

Ну вот, кажется, начались игры в независимость. Хотя ничего другого от хозяйки бойцовых собак и канареечного рогатого любовника и ожидать не приходится. Милое сочетание канарейки и рогоносца, гибрид - будь здоров, стихоплет Филипп Танский был бы доволен.

– Мне бы хотелось знать о тебе все.

– А мне - наоборот... И знаешь, есть вещи, в которые лучше не заглядывать...
– Она снова обезоруживающе улыбнулась. И снова глаза ее остались неподвижными.
– Вот ты... ты часто заглядываешь в свое прошлое?

– Мне просто не дают о нем забыть. Вот и все...

– Она?
– Проявив недюжинную проницательность, Джанго коснулась его обручального кольца.

– И она тоже.
– Врать ему не хотелось. Он был слишком измотан любовью, чтобы врать.