Любовники в заснеженном саду (Том 2)

Платова Виктория

– Подожди... Я не поняла... Что значит - "переписывается"? Они ведь даже незнакомы.. Ангел сам просил меня рассказать о Ленчике... Сам..

– Зачем ты это делаешь, Диночка... Зачем? Она перехватывает мой взгляд, брошенный на локоть, и весело, безнадежно-весело скалится.

– С поучениями будешь выступать в молельном доме... У баптистов-пятидесятников.... И вообще .. Что за пургу ты несешь?

– Это не пурга, Диночка. Я сама видела письмо... С Ленчикова почтового ящика. Оно начиналось "Angel, mio costoso"...

–

Вот фигня какая... Этого не может быть...

– Но это правда... Я не вру, Диночка... Помнишь, я еще спрашивала у тебя, что такое "mio costoso", помнишь?

– Хорошо. И где письмо?

– Я его грохнула.

– Что значит - грохнула?

– Уничтожила... Я же его прочитала... И Ангел обязательно бы узнал, что кто-то читал почту, если бы я не грохнула письмо...

– И что за письмо?

– Оно было на испанском... Теперь Динка поднимает правую бровь, а потом обе вместе.

– Ну, ты уж совсем с катушек спрыгнула от воздержания... Нужно было позволить Ангелу тебя трахнуть... Ну что за чушь ты несешь? Ты же прекрасно знаешь, что Ленчик не рубит фишку в языках...

– Я тоже... Я тоже так думала.. Пока не прочла это чертово письмо... от Ленчика... на испанском...

– И как же ты могла его прочесть? Ты ведь тоже не знаешь испанского... Как твой тварский Ленчик... Ты вообще на него похожа... Господи, у меня такое ощущение, что я никогда от тебя не избавлюсь... Так и буду тащить тебя по жизни, как мешок с дерьмом... Тебя и этого подонка... Он все время будет болтаться за спиной...

– Подожди... Письмо и вправду было на испанском. Но я его перевела. Со словарем...

– Ну? И где же этот исторический перевод?

– У меня...

– Хочешь мне его показать, что ли?.. Мне как-то без разницы... Но если хочешь, валяй...

Я с трудом удерживаюсь, чтобы не попросить Динку закрыть глаза. Ведь перевод спрятан в бестиарии, и для того, чтобы его достать, нужно залезть под кушетку и вытащить "De bestiis et aliis rebus". А мне бы не хотелось, чтобы Динка видела фолиант, я очень ревниво отношусь к этому... очень ревниво... Наконец я выбираю самый нейтральный вариант: опускаюсь на колени перед кушеткой, просовываю руки в темноту и начинаю шуршать пергаментными страницами.

– Ты что это там делаешь?
– удивляется Динка.

– Сейчас, сейчас...

Я знаю каждую страницу на ощупь, я могу пройтись по бестиарию с закрытыми глазами, я никогда не ошибусь, никогда... Я знаю, как увернуться от пантеры и как приструнить единорога, как обвести вокруг пальца мантикору, не очень приятное существо, нужно сказать: с головой человека, телом льва и хвостом скорпиона... А зубы в три ряда, а глаза, налитые кровью... Зрелище не для слабонервных, семейный портрет отцов-основателей "Таис", если уж быть совсем честной...

Наконец я нахожу листок, как водится, в "Сциталисе" -

и вытягиваю его наружу. Он пахнет благородным 1287 годом... Черт...

– Вот.

– Что это?

– Мой перевод письма.

Динка больше не слушает меня, она углубляется в изучение, она шевелит губами, рассматривает письмо - долго, слишком долго. Очевидно, прочтя до конца, она снова вернулась в начало. Или во всем виноват мой почерк? Мой перетрусивший почерк?

– Что это за срань?
– наконец не выдерживает она.
– Ты с ума сошла?

– Я? Я думаю, это он. Ленчик.

Если честно, я совсем не уверена, что Ленчик сумасшедший, хотя покойная Виксан иначе, чем сумасшедшим, его не называла. Я совсем не уверена, что Ленчик сумасшедший, напротив, я считаю, что его посетила совершенно гениальная идея.

Самая гениальная за последние два года. За исключением раскрутки "Таис". Но "Таис" - она переживет, тут и к гадалке ходить не надо...

– Черт...

Динка все еще не может оторваться от текста.

– Хочешь сказать, что это правда?

– Я просто перевела... Просто перевела. Вот и все...

– Чушь. Ты не знаешь испанского... Ты не могла перевести... Ты меня накалываешь... Разводишь, как малолетку... Дрянь. Сучка!

Этого и следовало ожидать: Динка дает мне звонкую пощечину... Звонкую пощечину, после которой почему-то сладко ноет щека и сладко ноет сердце. Что-то новенькое... Почему, почему мои губы так не ныли от губ Пабло-Иманола? Почему?..

– Я перевела...

– И ты хочешь, чтобы я в это поверила?

– Я не знаю... Я просто хотела тебе показать...

– Показала... Что дальше?

Действительно, что дальше? Но я это сделала, я показала... Теперь не у одной меня будет болеть голова. Так что мы квиты, Диночка.

– А где оригинал?
– закусив губу, спрашивает Динка.

– Я же говорю... Я его грохнула... Письмо.

– Ага... Грохнула, а текст запомнила слово в слово. Не парь мне мозги!..

– Я переписала. На листке...

– Давай листок.

С замусоленным обрывком счета дело обстоит проще: он всегда со мной, в заднем кармане джинсов, слегка потершийся на сгибах от моих бесконечных раздумий.

Динка кладет оба листка перед собой и принимается сверять их содержание.

– Ну?
– Я не могу сдержать нетерпения.

– Вроде все верно... Блин... Что это такое? Объясни мне, что это такое... Объясни!

Конечно же, она имеет в виду текст. Текст, который я изучила вдоль и поперек, почти так же хорошо, как и бестиарий, даже намного лучше. Текст, в понимании которого я продвинулась гораздо .дальше, чем Динка. Это только на первый взгляд он кажется чудовищным. Но в нем заложен достаточно глубокий смысл. И шикарный ход. И удивительная по красоте подсказка.