Любовный контракт
Шрифт:
– Не могу дождаться, когда увижу пилот, - любезно говорит Тео.
– А ты действительно будешь на экране в этот раз?
– Мой отец засовывает в рот чудовищный кусок фахитос.
– В прошлый раз, когда Риз заставил нас ехать в центр города на премьеру, его сцену вырезали из фильма, - объясняю я Тео.
– Мне никто не сказал, - хмурится Риз.
– Но это случается и с лучшими из нас. Ты знаешь, что Харрисон Форд играл директора школы в «Инопланетянине»? Вся его сцена оказалась на полу в монтажной.
– Это случается
– говорит Тео.
– У Пола Радда вырезали самую смешную сцену из «Девичника в Вегасе» - ее до сих пор можно посмотреть на YouTube.
– Правда?
– Риз с восторгом роется в телефоне.
– Не поощряй его, - предупреждаю я Тео.
– Он будет делать это часами.
– Я не против, - говорит Тео.
– Я люблю интересные истории со съемок!
– Я тоже любил.
– Я злобно смотрю на Риза.
Риз невозмутимо улыбается мне в ответ.
– У папы лучшие — каскадеры видят самое безумное дерьмо. Ты когда-нибудь скучал по этому, пап?
– Трудно скучать, когда я все еще чувствую последствия каждое утро.
– Отец прижимает руку к пояснице.
Мой отец сейчас подрабатывает в основном на стройке. Он нигде не работал в одном месте больше пары месяцев.
– Так как прошло двойное свидание?
– Риз оборачивается.
– Вообще-то, все было замечательно.
– Говорит Тео.
– Джессика не могла издеваться надо мной как обычно, когда рядом был Салли.
Она бросает на меня теплый и веселый взгляд, полный смысла и общих воспоминаний. Риз замечает его и пристально смотрит на меня, я в ответ старательно его игнорирую.
– Салли - хороший парень, - говорит Риз с излишней иронией. Теперь он добивается от меня злобного взгляда.
– И как долго ты пробудешь у нас, дорогая Тео?
– Завтра я уезжаю домой.
– К чему такая спешка?
– неожиданно вклинивается отец.
– Никакой спешки.
– Тео выглядит довольной и смущенной его замечанием.
– Просто дезинфекция закончена.
– Но может еще вонять, - быстро говорю я.
– Могут остаться испарения. Это может быть токсично.
Риз ухмыляется.
–
Верно подмечено, брат.
– А потом, обращаясь к Тео: - К тому же, я только что приехал! У нас даже не было времени поболтать.
Я говорю:
– Лучше останься еще на несколько дней, чтобы не сомневаться.
Тео смеется.
– Можешь не выкручивать мне руки — готовить на твоей кухне в сто раз веселее, чем на моей. Не говоря уже о том, чтобы спать на анатомическом матрасе с эффектом памяти.
В моей груди разливается тепло. Я чувствую нелепое облегчение, как будто мне только что отсрочили казнь. Тео останется еще на несколько дней… может быть, даже на неделю. Мое настроение поднимается, и я вижу, как моя улыбка отражается на лице Риза.
– Фантастика!
– говорит мой брат.
– В доме даже пахнет лучше — я сразу понял, как только вошел, что здесь живет
– В нашем доме не пахнет мочой, - говорю я, обидевшись.
– За исключением твоей ванной.
Риз пожимает плечами.
– Все равно с Тео в нем пахнет лучше.
С этим я не могу спорить.
После ужина папа разжигает костер, чтобы мы могли снова приготовить печенье с зефиром. Благодаря сказочным огонькам, цветущему фиолетовому железному дереву и искрам от костра, взметающимся вверх, задний двор выглядит почти волшебным.
Риз достает свою гитару и настраивает ее.
– Почему бы тебе не взять свою, Салли?
– Я уже сто лет не играл.
– И что? Переживаешь, что потерял все свои мозоли?
Тео мягко говорит:
– Я бы хотела послушать, как ты играешь.
Свет костра ласкает ее лицо, делая кожу золотистой, а глаза - сине-зелеными.
Я не могу отказать ей в просьбе. В самом деле, судя по тому, как она выглядит в этот момент, я бы, наверное, подписал дарственную на дом.
– Ну, если ты просишь…
– Ожидаемо, - фыркает мой брат.
Когда возвращаюсь с гитарой, я в шоке вижу, что папа принес свою из домика у бассейна. Не помню, когда я в последний раз видел гитару в его руках. Ему требуется гораздо больше времени, чем Ризу, чтобы натянуть струны, но, когда он заканчивает, ноты получаются насыщенными, мягкими и идеально звучащими.
Он перебирает аккорды Golden Years. Риз подхватывает рифф. Я присоединяюсь, сначала тихонько, струны больно впиваются в кончики пальцев, потому что Риз прав, я утратил свои мозоли.
Мой отец поет куплет, его голос низкий, грубый и хриплый. Риз присоединяется к припеву. Ко второму куплету мои пальцы уже не кажутся такими неуклюжими. Гитара снова становится похожа на старого друга, а мои руки приспосабливаются к хорошо знакомой им форме.
Хворост вспыхивает, в воздухе витает запах дыма, искр и жженого сахара. Глаза Тео светятся. После работы она переоделась в такой топ, какой, наверное, носят доярки, - свободный, белый и ворсистый. Ее темная коса свисает через одно голое плечо, а волосы вьются вокруг лица.
– Давай, - говорит Тео мой отец.
– Ты должна знать эту песню, присоединяйся.
Она качает головой.
– Я не умею петь.
– Врешь, - говорю я.
– Ты любишь петь.
Ее глаза расширяются, она сжимает губы, словно из них может случайно вырваться песня, и еще сильнее качает головой.
– Я ужасно пою.
– Ты не можешь петь хуже меня, - уговаривает Риз.
– Давай, послушаем!
– Мы будем играть громко, - говорит мой папа, сильнее ударяя по струнам.
– Мы тебя даже не услышим.