Любовный треугольник

Савицкая Элла

Оборачивается, и у меня сердце конвульсивно сжимается, на миг прекращая биться и затормаживая циркуляцию крови.

Обведя меня цепким взглядом, преграждает мне дорогу.

– Домой? – выдавливает гортанно.

Поднимаю глаза, чтобы встретиться с черными омутами. Тону, глотаю удушающие эмоции, что плещутся в них. Это и немой вопрос, и паника, и вина. Чего больше я не знаю, потому что все это превращается в ураган. Закручивает меня, унося в самый центр, до боли кружит голову, разрывает внутренности.

Нужно уйти, просто взять

и выйти отсюда раз и навсегда. Я знаю это. И Давид знает. Он точно знает, что я сейчас чувствую, и понимает мой порыв.

Поэтому его пальцы до побелевших костяшек стискиваются на дверной ручке, а по лицу тень проходит, искажая любимые черты.

Ступаю ближе, давая ему понять, что мне нужно пройти, но он не отходит. Давит меня взглядом, просит, требует… Зрачки цвета черного шоколада затапливают радужки, губы вздрагивают.

Немой диалог затягивается, хотя на самом деле проходят считанные мгновения.

Кажется, что я сейчас умру. В висках набатом бьётся пуль, затылок немеет.

Силой перехватываю ручку, обходя его и шагая за порог, но в этот момент Давид ловит меня за запястье.

– Оль…

Тело судорогой сводит, оборачиваюсь и схлёстываюсь с ним взглядами.

Чувствую, как мой плывёт, а его… Если бы глазами можно было говорить, я бы поняла каждое слово. Каждый невысказанный восклицательный знак…

До боли прикусив щеку, сглатываю ком, который опускается мне в желудок и ложится в него тяжестью. Грудную клетку покалывают тысячи иголок, сердце раздувается и давит на ребра, как при неизлечимой болезни.

Слова застревают в горле, но я все же сипло произношу:

– Я возьму на завтра выходной, если ты не против. Нужно подготовиться к понедельнику, чтобы получить экзамен автоматом.

Секунда, вторая. Недоверчивые глаза мечутся по моему лицу, ища подтверждение тому, что я действительно просто беру выходной, а потом в них вспыхивает облегчение.

Кадык нервно дергается, Давид выдыхает.

– Конечно, - произносит надсадно, при этом разжимая пальцы.

А я разворачиваюсь и иду к остановке. Хочется бежать сломя голову, но я уверенно шагаю, чувствуя, что он смотрит. Смотрит, пока я не подхожу к остановке и сажусь в автобус. Сердце стучит в висках, а грудь будто все это время сдавливало металлом и только сейчас отпустило.

Прикрыв глаза, падаю на сиденье, повержено роняя лицо в ладони. Мне ведь ничего не стоит не прийти в понедельник. Просто не прийти. Давид поймет, хоть и дастся ему моё решение непросто. Он сам сказал, что примет мой выбор. Сказал… вот только я всё равно приду. Приду, потому что когда я только что сделала шаг за порог ресторана, то почувствовала, как почти умерла.

40 Оля

Дома открываю бутылку вина, а потом звоню Мише.

Он единственный кто в курсе всей этой истории и, кто ни разу не осудил меня.

– Буду к вечеру, - обещает он.
– Сейчас на работе, зай.

Помазов

заканчивает университет, а в свободное время подрабатывает, пишет программы в одной из местных компаний.

– Если я до этого момента не упьюсь, то приезжай.

– Только попробуй без меня.

Его угрозы мне конечно не страшны, но и упиваться я на самом деле тоже не собираюсь.

Набираю себе ванну и опускаюсь в неё, уронив голову на подголовник.

И хоть раньше я уже очертила для себя рамки поведения с Давидом, я делаю это снова.

Нельзя позволять себе расслабляться. Даже вот так, в простых вещах, потому что это влечет за собой эмоции. Живые, и такие осязаемые, что мое сердце долго может не выдержать.

Поднимаю из-под воды руку и тру подушечки пальцев, которых коснулся Давид. Я настолько глубоко нырнула в нашу с ним беседу, в его смех и лёгкость, что приняла его касание к себе как нечто само собой разумеющееся. Это было так … Правильно в тот момент. Нормально.

И только когда раздался детский голос я словно рывком выплыла на поверхность, почувствовав, как это касание на самом деле жжет пальцы.

Зажмурившись, и набрав в лёгкие воздух, стекаю по спинке ванны под воду и позволяют воде затечь в уши и нос. Лежу так долго, пока лёгкие не начинают гореть и только потом широко открыв рот, выныриваю.

Мишка приезжает где-то к семи.

– Ну, вроде трезвая, - окинув меня придирчивым взглядом, удовлетворённо кивает.

– Я не алкоголичка, чтобы пить в одиночку.

– Сказала та, у кого на столе стоит открытая бутылка вина, - хмыкает засранец.

– И почти полная, прошу заметить, - щелкаю его по носу.

– Я заметил, - усмехнувшись, Помазов падает на стул, - накормишь? Голодный, как волк.

– Конечно, у меня пельмени замороженные есть. Сойдёт?

– Валяй. Пировать так пировать.

На готовку для самой себя у меня не хватает ни времени, ни честно признаться, желания. Благодаря Мариам я научилась многому за последние годы, и, если понадобится, могу побаловать гостей неплохими блюдами. Но сегодня настроение явно не то, чтобы крутиться у плиты.

– И что ты?
– вопросительно заламывает бровь друг, когда я ставлю перед ним тарелку с пельменями?
– Расскажешь или мне и дальше культурно ждать?

Налив нам в бокалы вино, сажусь с ним рядом.

– Нечего рассказывать, - подтянув к себе бокал, неторопливо провожу подушечкой пальца по его краю.

– Ага. И поэтому ты позвала меня сегодня, хотя договаривались встретиться на неделе? Кончай, Олька, я же знаю тебя как облупленную, - забросив в рот пару пельменей, Миша убирает шутливый тон и смотрит на меня уже серьезно, - просчиталась, когда согласилась на него работать?

Вот как ему удается всегда попасть в точку? Хотя, когда я сказала Мише о своем новом боссе, он едва у виска не покрутил. Помнил, сколько времени у меня ушло на то, чтобы отпустить Давида три года назад.