Люди и чудовища. И прибудет погибель ко всем нам
Шрифт:
— Ты разве не помнишь правила? Нельзя ночью выходить во двор.
— Нет, я не помню, чтобы что-то такое говорили. В этом доме ничего нельзя. Идиотские правила. Мы не обязаны слушать этих глупых людей.
— Они не глупые. И я не выйду за порог… Иначе нас выгонят.
— Уф. — Ксандр вскочил с кровати, взял одеяло и подошел к окну. — Подержи. — Мальчик передал сестре одеяло, встал на подоконник и раз — исчез. Элеон подошла поближе, посмотрела вниз. Его нет. Тут сверху протягивается рука. — Давай одеяло. И еще второе захвати.
Элеон послушно выполнила
— А теперь руку.
Ксандр поднял сестру на крышу. Они уместились на одном одеяле. Элеон накрылась вторым. Ксандр улегся, уставившись в небо, и закурил.
— Откуда у тебя это? Зачем ты опять это делаешь?
— Нервы успокаивает, — ответил брат на часть вопроса.
— Тогда, может, мне тоже курить?
— А у тебя расстроенные нервы?
— Это оправдание. И ты испортишь этим здоровье.
— Ага.
Дети замолчали и некоторое время просто смотрели за тем, что происходит вокруг. Кромешная тьма. На улице никого. Только деревья, домики. Жучки жужжат. А наверху огромные звезды, будто не из этого мира — ты их видишь, но дотянуться не можешь.
— Мне бы и в голову раньше не пришло не спать по ночам, — сказала Элеон. — Ведь ночью ничего нет, ведь ночь нужна, чтобы отдыхать. Но в тот день, когда нас поймал… ну Хонг, я не спала, ты по веткам поднял нас над лесом. Мне тогда показалось, что я умею летать, а потом я увидела звезды. Впервые. Не как раньше — иногда из окошка. А по-настоящему УВИДЕЛА. И я стала глядеть на них каждую ночь. Забавно… если бы нас не поймал Хонг, я бы не узнала, что трачу свои ночи на сон вместо того, чтобы смотреть на чудо.
— Я не помню о том дне ничего кроме беготни, — сказал Ксандр.
— Может, не хотел смотреть? Ты всегда куда-то бежишь. И не только, когда это нужно. От мамы (Нори) и папы (Карла) ты тоже сбегал, а ведь у них мы были в безопасности, они нас любили. Может, пора остановиться? Нам никто не угрожает.
Ксандр молча докуривал сигарету.
— Я по ним очень скучаю, — произнесла Элеон. — По маме и папе. Надеюсь, им хорошо там, где они сейчас. — Девочка посмотрела на брата, тот всё еще молчал. Элеон начала слегка сердиться. — Ну ответь мне что-нибудь!
— Что я могу сказать?
— Неужели ты совсем не скучаешь по дому? Неужели тебе всё равно? Я не верю в это.
— Это был твой дом. Не мой. А это вообще не дом. Я здесь с ума схожу.
— Где тогда твой? — спросила Элеон и задумалась. — Ты… скучаешь по месту, где мы жили еще с другими родителями? Так ты туда хочешь убежать?
— Элеон, — проговорил Ксандр. — Я не могу туда попасть.
— Почему?
— Дороги назад оборваны.
— Можно найти новые. Надо спросить у людей, где наши другие родители. И тогда дороги найдутся.
— Не в этом дело, — вздохнул Ксандр. — Мы не можем вернуться домой потому, что те другие… люди не были хорошими. Они — чудовища.
— Ты что-то путаешь. Они не чудовища. Они — наши родители, и ты их очень любил. Иначе бы не хотел к ним вернуться.
— Я не говорил, что хочу.
— Но ведь это так. Я же знаю. Почему ты боишься признать это? Почему боишься хоть раз
— Потому что ты говоришь о том, что меня больше всего волнует. Тебе не холодно? Может, спустимся, а то я начинаю замерзать?
Утром был снова допрос по поводу одеял.
— Вы, что, полы мыли ими?
— О, уверяю, одеяла этих полов не дотрагивались.
— В чем тогда дело?
— Просто у вас очень грязные крыши.
Таким образом, Ксандр весь день мыл полы на чердаке, крышу, стирал одеяла. А затем снова писал чертовы Слова из чертовой книги.
Так проходил день за днем. Каждый раз — новые правила, новые наказания. Подросток убегал из дома и не появлялся сутками. Его заставляли работать. Элеон наоборот сдружилась с этой семьей. Девочка с удовольствием ходила в храм, слушала, как поют молитвы. А пели их все. В Монде было запрещено всё прекрасное на свете, кроме музыки. Казалось, жители лишь притворяются земледельцами да ремесленниками, а на самом деле они — музыканты. Каждый умел играть хоть на одном инструменте и недурно.
Поведение Ксандра порой доводило саму Элеон до истерики. Брат был просто невыносим. От него постоянно пахло сигаретами. При этом никто не знал, когда он курит и где берет табак.
В понедельник Аркадия отправили в храм. Малышу нездоровилось. Ночью он умер во сне. Во вторник вечером прошли похороны. Элеон вся исплакалась, а взрослые ее успокаивали. Мол, теперь мальчик попадет в лучший мир.
Ксандру эти похороны показались наигранными. Будто родителям всё равно, что их ребенок умер. Будто они даже рады. Какая-то сумасшедшая выбежала на улицу вся в белом и начала нести ахинею про заговоры, убийства. Женщину тут же увели куда-то. А Ксандр всё думал: «Сумасшедшая она для них, потому что несет чушь или потому что носит белое?» Тут внезапно появился Хонг. Он стоял и смотрел на Ксандра. Мальчик к нему шагнул, но Сенька схватил подопечного за руку.
— Ты не понимаешь, там Хонг, — прошептал Ксандр.
— Кто? — спросил Сенька.
— Он жив? — Элеон посмотрела туда, куда указывал Ксандр. — Где? Я не вижу.
— Там, рядом с вазой с цветами.
— Не вижу.
— Там наши соседи. Встань обратно на свое место.
— Хорошо, — сказал Ксандр, но, когда все отвернулись, побежал к Хонгу. Хонг начал уходить от него. Мальчик как-то потерял его из виду.
После этого Ксандр был сам не свой. Когда семья готовилась к поминкам, он ходил по дому, а потом снова заметил за окном Хонга и позвал сестру. Но та никого не видела.
— Как это? — прошептал Ксандр. — Он стоит прямо за окном. Посмотри.
— Там улица, — сказала Элеон испуганно. — Ты устал, тебе, кажется, нужно отдохнуть.
— Он прямо за окном! — закричал Ксандр и сам вылез через раму, чтобы поймать умершего. Но Хонга уже не было.
Ксандр стоял растерянный и чуть ли не плакал. Еще несколько дней он ходил разбитый. Почти ни с кем не разговаривал, поэтому и не конфликтовал. На него особо не обращали внимания. У людей было свое горе. И какое им дело до полоумного подростка? Не бесится — и то хорошо.