Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
– Попроситесь! Увидите, где выгода, - попроситесь! Каждый ведь добра
себе хочет!
Тут забурлил нетерпеливый, беспорядочный гомон. Казалось, никто никого
толком не слушал, все говорили, иногда кричали, высказывали свое,
передуманное; сыпала какими-то присказками Сорока, багровела Чернушиха,
вертелся, дурачился Зайчик. Апейка и не заикнулся, чтоб унять волнение,
ринуться защищать свое, сосал себе самокрутку из газеты, утомленный, с
виду
свирепо, то падал, обессилев, - вскоре и совсем утих.
Как последний шум ветра, что промчался над лесом, было недовольное,
удивленное:
– Чего ето в коллектив всех обязательно?
На щеках Чернушихи пылали два неспокойных пятна, глаза посверкивали,
укоряли. Андрей Рудой помог Апейке, тоном знатока терпеливо разъяснил:
– Коллектив - ето чтоб нужду крестьянскую одолеть ловчей. Рычаг, так
сказать.
– Ты, Андрей, помолчи! Сами знаем, что рычаг!.. Не у тебя спрашивают!
Апейка выпустил изо рта дым, сбил пальцем с папиросы нагар. Глянул
спокойно, как бы не понимая:
– Так вам же, должно, говорили - чего!
– Говорить-то говорили. Да мы что-то не уразумели.
– Чего-то не можем уразуметь.
Видел, понимал: ждали, надеялись, - может, что-либо новое, не слыханное
ни от кого, скажет. Может, тайну какую, никем не открытую, откроет. Ждали,
– видел по глазам, что наблюдали за ним то с надеждой, то с недоверием, с
неприязнью, - ждали не безразлично. Ждали, как всюду в эти дни. В другом
ряду вдруг увидел удивительно знакомое лицо; вспомнил сразу: тот, что
сидел когда-то в боковушке за помощь бандитам. Василь Дятел. Во взгляде
парня, или уже мужчины, были и надежда и настороженность; настороженность
как-то особенно бросалась в глаза, - видно, оттого, что посматривал он
исподлобья. "Смотрит все также..." - мелькнуло невольно в мыслях.
– Чего ж тут не уразуметь такого?
– будто удивился Апейка, стараясь
придумать, как повести дальше разговор.
– Да вот не можем...
Помолчал. Было слышно только, как звенят комары. Ломило руки, спину.
Вопрос сам возник:
– Уморились?
Не ждали этого. Не сразу будто и поняли.
– Чего тут. Известно...
– отозвалось несколько голосов.
Среди них один был Василя Дятла. Отметил про себя между прочим: смотрит
на него как на знакомого, не отрекается.
"Но доверия - не много..."
– И я. Я так, можно сказать, совсем... запарился...
– Шевельнул
плечами, не скрывая: - Спину, будь она неладна, ломит!
– Он виновато,
подтрунивая
– Запарился! ..
– Ето я запарил!
– засмеялся, попробовал поддержать Апейку Миканор.
– Старался очень!
– сказал Даметик.
– Не передохнул ни разу!
– Не говорите неправду, дядько! И отдыхал и работал не больше других!
Работник просто не ахти!.. И работа - будь она неладна!
– Отвык, фактически, от сельского труда!
– Ето - не в канцелярии!
– будто поддержал Дятел.
– А собирался еще на работу наниматься!
– незлобиво припомнила Сорока.
– Собирался - признаю! Было такое! И теперь не отказываюсь, вот посплю
– отойду! И - пожалуйста, нанимайте!
Только чтоб заплатили хорошо! И - чтоб харчи! И жиры чтоб, и мясо!
– Ага, захотел! С такими харчами я и сама работала б днями и ночами!..
Да еще что ты там наработаешь! Может, не столько наработаешь, сколько
съешь!
– Работать буду, не жалея спины! Только ведь сами знаете, работа не
легкая! Помахать косою, поднявшись ни свет ни заря! Вы ж, видать, спать не
дадите!
– Не дам!
Апейка переждал смешки, заговорил, будто и не шутил совсем:
– Махать косой - это еще не все! Сами знаете. Надо ведь будет и носилки
с сеном таскать целый день!
– Да в такую жарищу, не секрет!
– Дорогой ты работник, человече! Дорогая торба - не стоит горба!
Поклонюся богу - другого попрошу на подмогу!
– Работа, тетка Сорока, дорогая! Как раз для горба!
Наживу что у вас или не наживу детям своим, а горб, видно, будет!
– Будет. Не обойдешь!
– Согнет в крюк!
– Трудное, фактически, крестьянское дело!
– философски обобщил Рудой.
– Тяжелое. Не мешало б и облегчить!
– согласился Апейка. Он вдруг
почувствовал, как уходит слабость, усталость, как подхватывает задорное
упорство. Сказал горячо: - Не мешало б! Думаете, кроме вас, не болит это
ни у кого?
– А то болит?!
– бросил Дятел.
– Болит.
2
Опыт крестьянского парня, волостного и районного руководителя, давно
научил Апейку ценить в каждом разговоре конкретность, деловую точность.
Люди не переговаривались, даже от комаров не отмахивались, когда Апейка
стал рассказывать, какие машины видел он недавно в Минске, выпущенные для
крестьян. Она была словно необычайная красавица, та конная косилка, о
которой рассказывал Апейка в красном, зыбком отсвете Миканорова костра.