Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
будто подвел черту Белый.
– На нем - одно большое пятно.
Брат. Кулак. Родной брат - кулак!.. Кулак и по своему положению и, как
мы знаем, по своему духу. Скажу прямо:
такое родство настораживает и заставляет нас более внимательно
присмотреться к товарищу Апейке. И тут я понимаю недоверчивость товарища
Галенчика, - вдруг неприятно отозвалось в Апейке, насторожило.
– Я и сам с
особым вниманием изучал эту часть биографии Апейки. Это
выяснения личности товарища Апейки, - тревожил Апейку Белый.
– По тому,
какие отношения у Апейки с братом, мы можем судить, кто такой сам
Апейка... Товарищ Галенчик сказал, что с одного дерева яблоко от яблони
падает недалеко. Сказал даже, что лежат рядом... Это правильно.
Что касается яблок. Но люди - не яблоки. Люди могут быть и рядом и
могут быть по разные стороны баррикад... Поэтому мы внимательно проверили,
близко или далеко один от другого братья Апейки... Проверили, ел или не
ел, как гут писали, Апейка кулацкое сало. Я могу уверенно сказать теперь:
не ел. Братья, можно сказать, идут совсем разными путями... Но вместе с
тем комиссия не может не указать товарищу Апейке, что он виноват, что не
остановил своевременно брата. Что дал ему вырасти в такого выродка, в
кулака!.. Эта вина есть на товарище Апейке, и мы указываем ему!..
"Виноват, век буду виноват!
– подумал Апейка.
– Век будут вешать!"
Почувствовал разочарование: умный человек, а говорит такое! Однако Белый
не интересовался его ощущениями. Белый спокойно, незлобиво и беспощадно
продолжал свою речь, мерил все своей меркой. Вот начал уже новое: "А
теперь посмотрим, как проявил себя Апейка на работе. Работа - самая точная
проверка большевика..." Апейка не пропустил ни слова, вплоть до тех,
последних, которые сказал Белый:
– И если лучше всего судить о человеке по работе, по делам, то товарищ
Апейка - наш, советский работник. Большевик... Со своими заслугами перед
партией... Такие люди нужны партии...
Когда Апейке дали слово, он вдруг почувствовал, что не знает, с чего
начать. Был еще полон тревоги и неостывшего волнения. И вместе с тем жила
надежда, ощущение, что все кончится благополучно. Один будет против, но
могло быть и хуже. Он видел перед собою лица: четко видимые в кругах
света, затененные - дальше. Лица, глаза, глаза, что ожидали. Что же
говорить? Можно говорить много, но зачем?
Березовский, Белый сказали... И надо обдумать все, разобраться во всем.
Но это - потом... Как тяжело говорить, когда столько сразу осело в голове,
столько пережито! Надо коротко. Самое главное...
–
– Он удивился, какой у него хриплый голос.
Заговорил громче: - Не всегда сразу можно найти правильное решение... Я,
конечно, не раз ошибался.
Но я никогда, - Апейка заговорил жестче, - не потакал врагу. И тем
более не смыкался с ним, как здесь,старался убедить товарищ Галенчик.
Таким же безответственным считаю я и обвинение меня в правом уклоне,
которое так же "близко" к истине, как и другие. Если я помогал
кому-нибудь, то петому, что считал, что эти люди могут быть полезными нам.
И считал подлым топтать людей, которые хотят жить по-новому. Даже когда
эта дорога для них не простая... Я знал, что найдутся деятели, которые
наклеят один из тех ярлыков, что здесь наклеивали, но считал трусостью
поступать вопреки своей партийной совести... Я и дальше буду поступать
так, как подсказывает мне партийная совесть.
Не оглядываясь на выкрики тех, у кого хромает или здравый смысл, или,
может быть, совесть...
– Вы кого имеете в виду?
– вспыхнул Галенчик.
– Я сказал все, - взглянул Апейка на Белого.
– Будем голосовать...
– Белый встал, как бы давая понять важность
момента, помолчал.
– Кто за то, чтобы товарища Апейку Ивана Анисимовича
оставить в партии?
– Он сам, первый, поднял руку. За ним поднял руку
Березовский... Двое... Кто - против? Один... Таким образом, большинство -
за...
Едва Белый объявил решение комиссии, не ожидая, пока утихнут
рукоплескания, Галенчик попросил слово:
– Я считаю это решение неправильным. Считаю, что комиссия проявила в
данном случае политическую близорукость и оппортунизм. Я убедился в этом
еще раз, слушая выступление Апеньки, в котором он не только не признал
серьезных политических ошибок, а заявил, что будет так же действовать и
дальше. И в котором он назвал всех, кто идет прямо, трусами и дураками...
Я доложу об этом вышестоящим инстанциям. Для соответствующих выводов.
Он снова окинул взглядом зал, прежде чем сесть. Он был уверен, что еще
не все кончено...
4
Взволнованный, переполненный мыслями, Апейка, будто сквозь туман,
видел, как чистили третьего, Харчева. Полнотелый, широкогрудый -
гимнастерка чуть не трещит на нем, Харчев стоял прямо, по-военному,
говорил коротко, громко, держался очень спокойно. Спокойствие на его
красноватобуром лице, во всей мощной фигуре было и тогда, когда начали