Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
– мысленно спорил Василь так, словно Ганна стояла сейчас перед ним.
–
Надейся! Очень-то у Корчей разживешься! .. Поживешь с ними, увидишь, что
за Корчи такие!
Какое счастье себе выбрала! Смеяться весело умела, плакать научишься!
Поплачешь горько, как нагорюешься! А что нагорюешься, так нагорюешься, это
загодя сказать можно! Добра не жди! Все Корчи такие!.."
Но как ни чернил Корчей, не впервые росла, горела в нем вместе со
злостью тяжкая
"Ну и пусть с Корчом она!.. Пусть корчовская будет!...
– старался
успокоить себя Василь.
– Все равно она мне не пара!.. Только и добра того,
что, как прижмешься, бывало, сердце сладко заноет и готов обо всем
забыть!.. А разве ж, будучи наедине, трезвый, не думал я, что не пара она,
что толку от нее мало? Разве не думал, что лучше бы побогаче найти
какую-нибудь? Только сил, чтобы порвать с ней, не было. Как приворожила,
будто зельем каким напоила!.. А теперь вот - само повернулось как надо.
Будто бог помог...
Само вышло так, как надо, слава богу..."
Все, чем он жил в этот вечер, было полно противоречий.
Мысли перебивали одна другую, спорили, желания тоже менялись
непоследовательно, противоречиво, не хотели слушаться рассудка. В то самое
время, когда он уже почти убедил себя, что жалеть о Ганне нечего, что надо
только благодарить бога за то, что все так удачно вышло, Василь, сам не
зная почему и как, забрел к Чернушкову двору, к той изгороди, где столько
вечеров и ночей стоял, миловался с Ганной.
Как ни боролся с этим - не оставляла неодолимо влекущая надежда: а
может, она там, ждет? ..
Но ее не было. Возле знакомой изгороди, казалось, было так пусто и так
печально, что обида и горе на время заглушили все рассуждения. Он даже
растерялся от наплыва этих беспощадно жгучих, бесконечных и безмерных
обиды и горя.
Их он и унес с собой от изгороди той стежкой, которой столько раз носил
радость. Никогда еще не чувствовал он себя таким несчастным - ни тогда,
когда ревновал Ганну к Евхиму, ни тогда, когда поверил в сплетню о ней.
Тогда он мог ненавидеть, презирать ее, теперь ему осталось только сожалеть!
Теперь его палила не сплетня. У него не было даже надежды на то, что
все это изменится. Она просватана. Она - чужая. Все кончено!..
Когда волна нахлынувшего сожаления, горя спала, притихла, он, как бы
отыскивая просвет, какую-то опору, начал думать о дорогом, заветном. Нет,
не все еще кончено! Все еще впереди!.. Подождите, придет время - увидите,
кто такой он, Дятел Ёасиль! Увидите, все увидите! Придет это время!
Настанет его час!.. Он
заведет! Не одну - три, пять! Жеребца купит!
Такого, что Корч позеленеет от злости!.. Только бы землю переделили.
Чтоб дали землю, которая возле цагельни!..
Тогда все увидят, какой Василь! И она, Ганна, увидит!
Но добрый строй этих мыслей снова и снова рвался, ревнивая память
колола, жгла: "Корчова невеста!.. Сговор отгуляли! .. Свадьба скоро!.."
Ходил ли, стоял ли возле крыльца или лежал в хате, злые мысли, несмотря
ни на что, лезли в душу, сверлили: "Жена будет! Корчова жена!.."
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
1
Когда позавтракали, мачеха не приказала Ганне, как всегда, убрать со
стола, не поднималась и сама. Сидела серьезная, казалось, больше, чем
всегда, важная, чего-то ждала.
Но отец молчал, глядел на край стола, не видя ни стола, ни мачехи,
никого. Отец озабоченно думал.
Озабоченность и какая-то особенная значительность, важность была на
лицах всех взрослых Чернушков. Она бросилась в глаза даже Хведьке, который
вылез из-за стола необычно тихо, исчез из хаты так, что никто и не заметил.
– Вьюнов сушеных связок десять будет...
– подумал наконец вслух отец.
– Фунта три наберется ли?
– сказала мачеха.
– Все же деньги...
– Чернушка пожалел: - Грибы сушеные этот год,
говорят, не в цене...
– Черники можно. Прося говорила, в тот раз ее очень брали. Два каких-то
купца из самого Мозыря приезжали...
– Картошку на спирт берут. Только что-то, грец его, дешево...
– Фигу им! Лучше в Наровлю съезди!
– А в Наровле не то же - там денег насыплют? ..
– Насыплют не насыплют, а больше дадут!
– Ага! Дадут, надейся!..
– Отец пожалел сокрушенно: - Кабанчик мал еще.
Месяца три еще покормить бы... и телушку...
– На один день не хватит... Мигом смелют все, как к столу дорвутся!..
–
в голосе мачехи чувствовался страх.
– Корова хорошая была б...
По тому, как говорили они о кабанчике и телушке, Ганна догадалась, что
резать их договорились уже раньше, может, вчера ночью, когда она была во
дворе. Теперь отец просто продолжал прежний разговор.
– Как в прорву едят!
– не могла удержаться мачеха.
– Это ж на одном
сговоре сколько расходу... Куда только, кажется, подевалось! Известно,
чужое!..
– Падки на чужие достатки...
– Разорит нас эта свадьба! Только ведь и поддаваться очень - срамота!