Люди, принесшие холод . Книга первая: Лес и Степь

Нестеров Вадим

«Один шведский обер-лейтенант, также сосланный по некоторым причинам даже за Сибирь к остякам, теперь живет там очень хорошо. Он приобрел такую любовь туземцев, что они снабжают его всем, что только ему нужно, и во всех делах своей земли спрашивают его совета. Лейтенант этот говорил Веберу, что он охотно закончил бы там и жизнь свою, если бы только семейству его было дозволено приехать к нему». Тем не менее, в Швецию Мюллер все-таки уехал, и в 1720 году в Берлине отдельным изданием вышла его книга «Жизнь и обычаи остяков».

Капитан барон Горн еще в начале Северной войны во время перестрелки в Литве получил ранение в голову. С того света его вытащил верный слуга Лидбом — в самом прямом смысле вытащил из кучи сваленных в груду мертвых тел, и выходил. Под Полтавой — второе ранение, плен, ссылка в Соликамск. И опять

бы смерть, на сей раз голодная, кабы не верный Лидбом: до поступления на службу к господину барону он был хорошим седельником. Изготовлением седел Лидбом и кормил их обоих все эти годы, а господин барон бегал по Соликамску, истошно голося на варварском наречии: «Сетла!!! Каму сетла! Кароши сетла!!!». К чести господина Горна, полностью залезать на шею к слуге он упрямо не хотел, поэтому в комплекте с седлами предлагал еще и кривоватые корзины, самолично плетеные господином бароном из соликамского ивняка. В Швецию оба вернулись в 1722 году, барон еще 20 лет служил в армии, потом вышел в отставку, поселился в родовом имении, рядом с которым построил хутор, назвав его «Соликамском». Лидбом же был из слуг отчислен с негодованием и возведен в ранг лучшего друга. На всех обедах вплоть до своей ранней смерти он восседал по правую руку от барона, несмотря на демонстративное неудовольствие аристократической родни. Когда Лидбом скончался, безутешный Горн воздвиг ему шикарный памятник.

Корнет Эннес взят был в плен при Переволочне, сидел в Тобольске, 10 лет. В детстве матушка, которой бог посылал одних сыновей, тоскуя по так и не родившейся дочке, научила последыша ткать на ручном станке. Вскоре по Тобольску поползли слухи о новом мастере, и сам князь Гагарин, оценив тканые Эннесом кошельки и чапрак, заказал ему для большой залы шелковые обои с золотыми и серебряными цветами. Материал и инструменты заказчика, оплата — по рублю за каждый локоть. Условия царские, но объемы — непосильные для одного человека. Корнет сколотил ткацкую бригаду из лучших боевых товарищей: ротмистра Маллина и корнетов Горна (не родственник) и Барри, которых и начал обучать «бабскому» ремеслу. Через несколько лет изделия их гремели по всей Сибири, и компаньоны разбогатели настолько, что каждое воскресенье могли устраивать благотворительные обеды для дюжины своих товарищей, которые, на свое горе, не знали никакого ремесла, и посему бедствовали. По возвращении в Швецию Эннес женился и дожил до 95-летнего возраста, не забывая в каждой вечерней молитве благодарить покойную «муттер» за науку.

Голландец Генрих Буш, уроженец Горна (не родственник!), много лет был матросом, дослужился до корабельного плотника, но за какую-то провинность был списан на берег. По пьяному делу в кабаке завербовался в шведскую армию, попал — несмотря на поговорку «моряк сидит на лошади, как собака на заборе» — в кавалерию. Дослужился до капрала, в плен попал в 1706 году у Выборга. Сидел сначала в Тобольске, потом князь Гагарин, прослышав (все пьянка проклятая!) о бурном прошлом военнопленного, отправил его работать по специальности — на Тихий океан. Отряд под предводительством казака Козьмы Соколова, в который был зачислен Буш, прибыл 23 мая 1714 года в Якутск и отправился оттуда 3 июля в Охотск. Там под руководством бывшего корабельного плотника казаки построили судно из осины и березы (другого дерева не нашли) и несколько лет занимались исследованиями побережья Камчатки. Жить «на самом кончике России» голландцу на удивление понравилось. Он полностью обрусел, в скучную Голландию возвращаться отказался, по крайней мере, в 1736 году еще жил в Якутске, где с ним встречался историк Миллер и расспрашивал о путешествии на Камчатку.

Капитан Филипп Иоган Табберт после Полтавского сражения благополучно перебрался через Днепр, но не нашел среди спасшихся своего брата. Вернулся за ним на левый берег и попал в плен (брат, как выяснилось через 20 лет, переправился ниже по течению). Был отправлен вместе с другими пленными сперва в Москву, а затем в Тобольск. Неуемная его натура проявилась еще по дороге. В городе Хлынове, как свидетельствуют документы Вятского приказа, 24 мая 1710 г. были задержаны двое шведов, которые гуляли за городом. Это были капитаны Иоган Табберт и Иоган Шпрингер, причем они не просто гуляли, они плыли на плоту и осматривали окрестности. Показания об их прогулке давал известный капитан Врех, ставший впоследствии основателем знаменитейшей школы в Тобольске. Впоследствии Табберт погулял по всей Сибири и стал одним из самых знаменитых ее исследователей. Все тринадцать лет плена он

потратил на изучение неизвестной Европе страны. Его слова «Мы знаем о Сибири не больше, чем остяки о Германии» были, увы, абсолютной правдой. А достижения капитана в изучении Сибири — столь впечатляющими, что Петр лично предлагал ему пост главного картографа Российской империи. По возвращении в Швецию Табберт был возведен в дворянское достоинство и принял фамилию фон Страленберг. А публикация в 1725 году карты и описания Сибири вызвали в Европе такой фурор, что еще века полтора каждый автор, пишущий об Азиатской России, непременно ссылался на классическую работу пленного шведа.

Но, наверное, самая удивительная судьба досталась доходившему в Тобольске от бескормицы штык-юнкеру Юхану Густаву Ренату.

Глава 15

Швед

О жизни Юхана Густава Рената до русского плена мы не знаем ничего. То есть вообще. В мировой истории он возникает в 1709 году, когда штык-юнкер (по нашему говоря — сержант) шведской артиллерии попадает в русский плен после знаменитого Полтавского сражения. Как и многие другие пленные шведы, он был отправлен в Москву, а оттуда в 1711 году — в Тобольск.

В Тобольске Ренату, как и другим шведам из рядового и сержантского состава, жилось неплохо — много лучше, чем их бывшим офицерам. Вскоре, впрочем, жизнь стала гораздо тоскливее — работы не было, пайка стабильно уменьшалась, и Ренат начал подумывать о переходе на русскую службу.

Поэтому, когда в 1716 году всесильный князь Гагарин собирал подкрепление для команды подполковника Бухгольца, в эту команду записался и Ренат. Но — и это важно — никаких документов о переходе на русскую службу он не подписывал. Судя по всему, именно в Ямышевской крепости Ренат собирался принять окончательное решение — присоединяться ему к Бухгольцу или нет, а пока официально считалось, что штык-юнкер «ехал к родственникам своим в Ямышевскую крепость для свидания». Примечательно, что родственником этим был вышеупомянутый поручик Каландер, дока в инженерном деле и первостроитель Омска.

Дальше вам известно — до Ямышева конвой не дошел совсем немного, напоролся на джунгар, сутки бился в окружении, сдался и был использован для психологического давления на осажденный гарнизон.

Ну а потом для Рената наступили тяжкие будни нового плена. Как писал Владимир Анисимович Моисеев, один из лучших наших специалистов по истории Джунгарского ханства: «Вместе с другими пленниками Ренат первое время выполнял тяжелую физическую работу: ломал и возил камни, заготавливал дрова, копал землю [71] ».

71

Моисеев В.А. В джунгарском плену // Вопросы истории. 1977. № 6. С.211.

Но потом, похоже, предприимчивому сержанту пришла в голову простая мысль — почему бы в новом плену не вести себя примерно так же, как в предыдущем? То есть — не основать какое-нибудь полезное предприятие? Дело облегчалось еще и тем, что Ренат, судя по всему, принадлежал к тому вымирающему ныне типу людей, которых называют «руки золотые» или «на все руки мастер». Бывают такие люди, которым бог талант спрятал в руках, и за что они не возьмутся — все спорится.

Начинал Ренат с сукноделия. Как рассказывал позже вернувшийся из джунгарского плена житель города Кузнецка Иван Сорокин, уже через полтора года после пленения Ренат землю больше не копал, а вместе со своим товарищем поручиком Дебешем начал «делать сукна как украинские и учить контайшинцов, чего для и мельницы завели, от чего ныне в контайшинских улусах немалое число из природных контайшинцов суконщики находятся».

Дальше — больше. Слух о рукастом шведе пошел по степи, и вскоре Ренат меняет профиль — он начинает изготавливать бумагу и организовывает первую в Джунгарском ханстве типографию. Позже — открывает школу для джунгарских детей.

Это было очень кстати. Даже более чем кстати — для джунгарского правителя предприимчивый швед оказался просто находкой. Традиционное обывательское сознание обычно представляет кочевников эдакими наивными дикарями — да, страшными в битве, но все-таки простоватыми, недалекими и, что греха таить, глуповатыми. Эдакие неиспорченные «дети природы» со своими луками, лошадьми, юртами и кумысом.