Люди, принесшие холод . Книга первая: Лес и Степь
Шрифт:
Как написали бы сегодняшние следователи, некий капитан Рюль, содержавшийся в Свияжске, вступил в преступный сговор с капралом драбантов [67] Курселем с целью организации побега. Да не простого, а массового. Пользуясь тем, что в обоих городах пленные содержались абсолютно свободно и могли передвигаться по городу без караула, подельники начали агитацию среди офицеров. Вскоре к заговору присоединилось более 150 человек, и — главная удача — удалось распропагандировать все три полка, которые были приставлены присматривать за пленными. То, что охранники почти в полном составе влились в ряды заговорщиков, объясняется просто: по извечной русской безалаберности гарнизон Казани и Свияжска составили недавние боевые товарищи пленных. А именно — три немецких драгунских полка, после Днепровской капитуляции перешедшие на русскую службу. Русских войск в городах практически не было —
67
То же, что и кавалергард, военнослужащий одного из полков гвардейской тяжелой кавалерии.
Заговорщики намеревались в условленный час выступить одновременно, перебить русских, захватить арсеналы и казну, и, соединившись, пробиваться в Польшу, навстречу шведской армии под предводительством генерала Маршалка. Но все, конечно, закончилось так, как заканчиваются девять заговоров из десяти — за день до выступления шведский адъютант Бринк прибежал к коменданту Свияжска и всех сдал.
Дальше — понятно. Рота в ружье, полная боевая готовность, гонцы за подкреплениями во все окрестные города, Курселя, Рюля и еще 12 активных участников заговора в кандалы и в каменный мешок. Десятерых потом расстреляли, капитан Рюль отсидел в оковах в подземелье девять лет на хлебе и воде, но таки выжил, вернулся в Швецию и дотянул там до 65-летнего возраста.
Ну и сами понимаете — во избежание повторения подобных недоразумений все шведские «каролины» (так в Швеции называли вояк из армии Карла XII) сменили географию проживания. Список городов, где были расквартированы шведы, стал звучать иначе: Томск, Кузнецк, Енисейск, Туруханск, Красноярск, Иркутск, Нерчинск, Якутск, Селенгинск, Илимск, Киренск, Вятка, Соликамск, Чердынь, Кай-городок, Яренск, Тюмень, Туринск, Пелымь, Верхотурье, Космодемьянск, Сургут, Нарым, Березов, Тара, ну и, конечно, Тобольск.
И дело даже не только в заговоре — как раз в это время русско-турецкие отношения обострились предельно, и Турция (на территории которой, напоминаю, и нашел убежище Карл XII) объявила войну России. Держать в изрядной близости к предполагаемому фронту огромную «пятую колонну» мог только безумец. Поэтому Петр, резонно рассудив, что велика Россия, и есть в ней места, откуда отступать просто некуда, отправил всех каролинов (за исключением высшего командного состава, оставшегося в Москве) в Сибирь. Охранять, мол, вас все равно некому — в армии каждый человек на счету, а оттуда не удерете. Пробиваться в Швецию через половину континента даже вашему буйному королю в голову бы не пришло, а все остальные пути ведут к диким азиатцам, у которых вам русский плен великосветской ассамблеей покажется.
И, надо сказать, это невиданное в Европе чудо — тюрьма без стен и решеток, с полной свободой, и полной же невозможностью побега — досаждала, похоже, шведам больше всего. Ну как так, нас здесь несколько десятков боевых офицеров, сотни солдат, а охраняет нас какая-то инвалидная команда! Инвалидная в прямом смысле — на охрану шведов обычно выставляли солдат, уволенных из действующей армии по старости, увечью или болезни, а то и вовсе местных жителей или крестьян. Так, 21 марта 1710 года в Сибирский приказ из Вятки поступила челобитная солдата Кузьмина, которого пленный капитан Стакелберг не только ударил по лицу, порвал одежду, но и приказал нести себя из бани на руках. А капитан Келер с товарищами избили дьячка Воскресенской церкви Алексея Зеленина.
Вообще, с местными шведы сходились трудно — слишком уж дикая сибирская жизнь отличалась от привычной шведской, с кофе и газетами. Вот как описывает эту проблему исследователь Галина Шебалдина:
«Первые годы пребывания шведских ссыльных в Сибири были трудными еще и потому, что культура, быт и нравы европейцев сильно контрастировали с укладом жизни местного населения. И те, и другие воспринимали поведение друг друга как дикое и непристойное. Шведские мемуаристы весьма красочно описывали пьянство русских, особенно в праздники. В эти дни ссыльные старались не выходить на улицу и запирали двери. Местные же, в свою очередь, осуждали чрезмерно вольное поведение ссыльных по отношению к женщинам. В острог сажали только за попытку заговорить с русской женщиной на улице. Недопонимание и неприятие друг друга, безусловно, влияли на отношения между ссыльными и местным населением, но не были основной причиной столкновений между ними. Решающее значение имел тот факт, что местные жители волею обстоятельств вынуждены были участвовать в содержании военнопленных: нести караульную службу, размещать их в своих тесных жилищах, делиться пищей, нести дополнительные налоговые тяготы [68] ».
68
Шебалдина
Впрочем, главной проблемой были вовсе не отношения с местными. Главной проблемой шведских офицеров стало выживание. Если солдат Россия худо-бедно (а точнее — и худо, и бедно, денег после войны в казне не было) обеспечивала, то офицерам, сидевшим в плену «за свой кошт», приходилось совсем худо, а пожертвований из Швеции приходило все меньше и меньше. В начале 1714 года неформальный глава вынужденных эмигрантов граф Пипер разослал всем своим подопечным письмо, где прямо сообщил, что «касса пуста и остается только надеяться на короля и Господа Бога», добавив, что денег уже не хватает даже на покупку вина для причастия и медикаменты.
Люди выживали, кто как мог. Многие пошли на русскую службу, и однополчане на это даже перестали косо смотреть, осуждали только тех, кто переходил в православие. Пленные жаловались в письмах, что «многие из нижних и высших офицеров принуждены у мужиков работать, также от нужды женились графы и бароны на старых финских бабах и их дочерях только для того, чтобы добыть себе хлеба». Занимались кто чем мог. Собирали хворост и сведения о Сибири, делали горшки и географические открытия, открывали неизвестные Европе народы и кукольные театры (первый театр в Сибири был шведский, да). Практически все вспомнили былые умения и детские забавы, о которых на военной службе забыли, казалось, навсегда. Опять процитирую Галину Шебалдину: «Ротмистр Георг Малин был не только поэтом, описавшим многие эпизоды своей сибирской ссылки в стихах, но и ювелиром и художником. Ротмистр Фридрих Ликстон, отбывавший ссылку в Верхотурье, покупал качественную тонкую кожу, из которой шил кошельки и перчатки. Каролины занимались изготовлением серебряной посуды и прочих предметов роскоши. Наибольшего успеха в этом деле достиг Юхан Шкруф. Его изделия были настолько качественны и красивы, что губернатор Гагарин приказал отправлять купленные у мастера поделки в госказну. Поручик Александр Борман делал гравюры, ротмистр Нирот писал картины. Поручик Эрик Улспар резал фигуры из кости так искусно, что князь Гагарин преподнес Петру Первому в подарок изготовленные каролином шахматы. В начале 1713 года в Тобольск из Верхотурья прибыли ротмистр фон Кунов и лейтенант Лейоншольдт, которые вместе с тобольским пленником Фэнриком Магнусом Сильверхельмом заключили договор об изготовлении… игральных карт. Были среди пленных врачи, переводчики, учителя, портные, гувернеры, садовники… Но наиболее популярным занятием среди каролинов, как офицеров, так и рядовых, было самогоноварение и изготовление пива [69] ».
69
Там же.
Вообще читать биографические справки пленных шведов донельзя интересно.
Корнет шведской кавалерии Лоренц Ланг, [70] попавший в плен под Полтавой, идет на русскую службу. С прошлым рвет решительно — Швецию даже в мыслях закрывает для себя навсегда, принимает православие, меняет имя на «Лаврентий», становится офицером русского инженерного корпуса и вскоре ввязывается в Большую игру на китайском направлении. Становится уникальным специалистом по Китаю (где тихая Швеция, и где тот недвижный Китай!), шесть раз ездит туда с дипломатическими миссиями, несколько лет живет в Пекине в качестве дипломатического агента. Умер в Сибири статским советником и иркутским вице-губернатором.
70
Да, да, тот самый вице-губернатор, представивший рапорт об отставке Бухгольца.
Драгунский капитан Бернгардт Мюллер оказался в Тобольске. Чем-то приглянулся знаменитому церковному деятелю, митрополиту Сибирскому и Тобольскому Филофею (Лещинскому), будущему святому, канонизированному в 1984 году. Принял участие в организованной митрополитом миссионерской экспедиции к остякам (хантам). Потом еще раз, потом еще… Потом увлекся миссионерством и изучением остяков настолько, что и уезжать от остяков перестал. Путешествовавший по Сибири брауншвейг-люнебургский резидент Фридрих Вебер писал в своих записках: