Люди сороковых годов
Шрифт:
II
СЕКТАТОР
Вихров очень невдолге получил и ответ на это письмо от Мари. Она, впрочем, писала не много ему: "Как тебе не грех и не стыдно считать себя ничтожеством и видеть в твоих знакомых бог знает что: ты говоришь, что они люди, стоящие у дела и умеющие дело делать. И задаешь себе вопрос: на что же ты годен? Но ты сам прекрасно ответил на это в твоем письме: ты чувствователь жизни. Они - муравьи, трутни, а ты - их наблюдатель и описатель; ты срисуешь с них картину и дашь ее нам и потомству, чтобы научить и вразумить нас тем, - вот ты что такое, и, пожалуйста,
Любящая тебя Мари".
Герой мой жил уже в очень красивенькой квартире, которую предложил ему Виссарион Захаревский в собственном доме за весьма умеренную цену, и вообще сей практический человек осыпал Вихрова своими услугами. Он купил ему мебель, нашел повара. Иван был отправлен в деревню, и вместо его были привезены оттуда комнатный мальчик, старуха-ключница и горничная Груша. Последняя цвела радостью и счастьем и, видимо, обращалась с барином гораздо смелее прежнего и даже с некоторою нежностью... В одно утро она вошла к нему и сказала, что какой-то господин его спрашивает.
– Кто такой?
– спросил Вихров.
– Не знаю, барин, - нехороший такой, - отвечала Груша.
Вихров велел его просить к себе. Вошел чиновник в вицмундире с зеленым воротником, в самом деле с омерзительной физиономией: косой, рябой, с родимым пятном в ладонь величины на щеке и с угрями на носу. Груша стояла за ним и делала гримасы. Вихров вопросительно посмотрел на входящего.
– Стряпчий палаты государственных имуществ, Миротворский! отрекомендовался тот.
– Это вы, по поручению моему, депутатом командированы ко мне?
– спросил Вихров.
– Точно так-с, - отвечал тот.
Вихров указал ему рукою на стул. Стряпчий сел и стал осматривать Павла своими косыми глазами, желая как бы изучить, что он за человек.
– Мы долго не едем с вами, - сказал ему Вихров.
– Лучше к празднику приедем... завтра. Введение во храм, весьма чтимый ими праздник... может, и народу-то к нему пособерется, и мы самую совращенную, пожалуй, захватим тут.
– Стало быть, мы должны оцепить дом?
– Непременно-с! Поедем ночью и оцепим дом.
Вихрову это было уж не по нутру.
– Скажите, пожалуйста, для чего же все это делается?
– спросил он стряпчего.
– Для того, что очень много совращается в раскол. Особенно этот Иван Кононов, богатейший мужик и страшный совратитель... это какой-то патриарх ихний, ересиарх; хлебом он торгует, и кто вот из мужиков или бобылок содержанием нуждается: "Дам, говорит, и хлеба и всю жизнь прокормлю, только перейди в раскол".
– Ну да нам-то что за дело? Бог с ними!
– Как, нам что за дело?
– произнес стряпчий, как бы даже обидевшись. Этак, пожалуй, все перейдут в раскол.
Вихров призадумался. Предстоящее поручение все больше и больше становилось ему не по душе.
– Когда же мы поедем?
– спросил он.
–
Вихров поморщился и написал.
Стряпчий взял у него бумагу и ушел. Вихров остальной день провел в тоске, проклиная и свою службу, и свою жизнь, и самого себя. Часов в одиннадцать у него в передней послышался шум шагов и бряцанье сабель и шпор, - это пришли к нему жандармы и полицейские солдаты; хорошо, что Ивана не было, а то бы он умер со страху, но и Груша тоже испугалась. Войдя к барину с встревоженным лицом, она сказала:
– Барин, солдаты вас какие-то спрашивают!
– Знаю я, - сказал Вихров, - это они со мной поедут.
– А разве вас, барин, опять повезут куда-нибудь?
– спросила Груша, окончательно побледнев.
– Нет, это не меня повезут, а я сам поеду с солдатами по службе.
Груша немного поуспокоилась.
– Это воров, что ли, вы каких, барин, пойдете ловить?
– любопытствовала она.
– Воров, - отвечал ей Вихров.
– Смотрите, барин, чтобы вас не убили как, - сказала Груша опять уже встревоженным голосом.
– Не убьют, ничего, - отвечал ей с улыбкой Вихров и поцеловал ее.
Груша осталась этим очень довольна.
– Я, барин, всю ночь не стану спать и буду дожидать вас, - говорила она.
– Нет, спи себе спокойно.
– Не могу, барин, и рада бы заснуть, - не могу.
Вскоре потом приехал и стряпчий в дубленке, но в вицмундире под ней. Он посоветовал также и Вихрову надеть вицмундир.
– Это зачем?
– спросил тот.
– Нельзя же ведь, все-таки мы присутствие там составим...
– объяснил ему на это Миротворский.
Вихров надел вицмундир; потом все они уселись в почтовые телеги и поехали. Вихров и стряпчий впереди; полицейские солдаты и жандармы сзади. Стряпчий толковал солдатам: "Как мы в селенье-то въедем, вы дом его сейчас же окружите, у каждого выхода - по человеку; дом-то у него крайний в селении".
– Знаем-с! Слава тебе господи, раз шестой едем к нему в гости, отвечали некоторые солдаты с явным смехом.
Ночь была совершенно темная, а дорога страшная - гололедица. По выезде из города сейчас же надобно было ехать проселком. Телега на каждом шагу готова была свернуться набок. Вихров почти желал, чтобы она кувырнулась и сломала бы руку или ногу стряпчему, который начал становиться невыносим ему своим усердием к службе. В селении, отстоящем от города верстах в пяти, они, наконец, остановились. Солдаты неторопливо разместились у выходов хорошо знакомого им дома Ивана Кононова.
– Пойдемте в дом, - сказал шепотом и задыхающимся от волнения голосом стряпчий Вихрову, и затем они вошли в совершенно темные сени.
Послышалось беганье и шушуканье нескольких голосов. Вихров сам чувствовал в темноте, что мимо его пробежали два - три человека. Стоявшие на улице солдаты только глазами похлопывали, когда мимо их мелькали человеческие фигуры.
– Ведь это все оттуда бегут!
– заметил один.
– А бог их знает, - отвечал другой флегматически.
– Погоди, постой, постой!
– кричал между тем стряпчий, успевший схватить какую-то женщину. Та притихла у него в руках.