Люди в футлярах
Шрифт:
Соне пришло уведомление.
– Катя что-то мне написала…
«Я вас ненавижу, твари!»
– Мне тоже самое… – подтвердила Даша.
– Блин… Людмила Романовна звонит.
– Ну всё, нам крышка! – Даша начала напевать песню из «Финеса и Ферба».
Соня взяла трубку. Мимо девочек проходили одноклассники.
Страх.
– Нам нужно идти к Людмилке, – сказала Соня.
Людмила Романовна ждала их в своём кабинете. Вместе с ней были Катя и её родители. Лица их были максимально угрюмые.
–
Соня и Даша улыбнулись. Катя гневно на них посмотрела.
“Всё же было хорошо.” – подумала Даша.
– Касаемо поведения учителя: родители, если вы хотите, то можете написать на него заявление…
– Нет. Всё, что делает учитель верно, и мы не в праве ему перечить! – отрезала мама Кати.
Даша и Соня с недоразумением посмотрели на женщину. Соня начала набирать воздух, чтобы возмутиться, но Людмила Романовна неодобрительно покачала головой. Катя сглотнула и опустила голову.
– Соня и Даша, – Людмила Романовна показала рукой на девочек, – они помогли вашей дочери. Если бы не они, то учитель продолжил бы вредить детям.
Девочки удивились. Родители Кати пренебрежительно взглянули на них.
– Дети не должны лезть не в свои дела. Из-за них Катя пропустила тренировку, и нам пришлось отпрашиваться с работы, чтобы прийти сюда. Вам следует разбираться не с нами, а с этими девочками! Слишком много о себе возомнили, – сказала мама спортсменки, тем же холодным тоном.
Родители вышли из кабинета, не попрощавшись. Стояла тишина.
– Ну вот, такие люди есть. И ничего с ними не поделаешь. Но вы всё равно молодцы! Нам ещё предстоит найти ту девочку, – Людмила Романовна была удивительно спокойна.
– Кого найти? – Соня заинтересовалась.
Учительница поняла, что проговорилась, – Да так, скоро всё узнаете. Идите.
Соня и Даша вышли из каморки. Прямо перед ними стояла Катя.
– Зачем вы всё это начали? Вы опозорили меня перед родителями!
– Прости, мы хотели, как лучше… – начала Даша.
– Тебя разве устроил бы пропуск? Что тебя обзывали? – перебила Соня.
– Лучше пропуск, чем всё это!
Катя смотрела на обеих холодным, тяжёлым взглядом. Она вздохнула.
– Ладно. Извините, что накричала. Вы всё правильно сделали, на самом деле. Простите ещё раз, – гимнастка повернулась к окну, провожая взглядом уходящих родителей. Они не оглядывались.
В кабинете напротив библиотеки уже сидели все одноклассники. Прозвенел звонок, учительница ещё не пришла. Минуло десять минут. Стоял балаган. В класс зашли Людмила Романовна и Ольга Алексеевна. Это должен был быть урок музыки, но, видимо, сейчас будет урок морали.
Всё в кабинете звучало минором: расстроенное фортепиано, пыльные детские поделки в шкафчиках, перегоревшие лампочки на потолке и самое главное – учительница, которая полностью сливалась с интерьером.
– Сидите, ребята. Вопрос к девочкам, но мальчики
Класс зашептался, мальчишки глупо хихикали. Людмила Романовна вышла из кабинета, ещё раз извинившись.
– Вот вы сначала думайте, что пишите хотя бы. Портите стены в школе! Это же вообще вандализм! – проговорила Ольга Алексеевна, покачивая головой и улыбаясь.
Эта уставшая и несчастная женщина проработала в школе сорок лет. Её рыбьи глаза глубоко впали в серые мешки.
– Разве можно такое писать, я видела, что там. Кошмар! О своих проблемах надо дома говорить, в туалете вам никто не поможет! Сейчас вот Людмиле Романовне делать нечего, как с этим разбираться?
Класс молча сидел и, пытаясь скрыть негодование, слушал учительницу.
– Вот вы сейчас такие пошли, – улыбнулась она. – Все у вас виноваты, всё плохо, и никто вас не понимает. Сами себе проблемы придумываете, не замечали? Ну подумаешь, что-то случилось, а воробьи? Кормушки висят, а в них пусто! Лучше бы помогли братьям нашим меньшим, вот это другое дело. Знаете, как настроение поднимает! А вы вот сидите в своих телефонах целыми днями и на улицу даже не выходите, это же ужас! Вы ведь не понимаете, что американцы вас зомбируют! У меня внуку пять лет, а он уже без гагджетев вот этих не может и минуты усидеть, сразу к маме идёт. А дальше что?
Соня незаметно достала телефон и включила диктофон.
– Ладно уж. Я вчера весь вечер презентацию делала, сама между прочим! Чуть с ума не сошла, эти компьютеры, фиг разберёшься. Сегодня мы с вами поговорим о Фредерике Шопене и таком направлении, как траурный марш, – печально вздохнула Ольга Алексеевна.
Почти весь класс её не слушал, все занимались своими делами.
– У меня был замечательный друг пианист. Он всегда был таким добрым и веселым, – она слабо и задумчиво улыбнулась. Её голос слегка дрожал, она чуть опустила плечи, – Буквально неделю назад я ходила к нему в гости, мы давно не виделись. Решил сыграть мне свою новую композицию. Он сказал, что это похоронный марш собственного сочинения. А я его спрашиваю: "Ты чего как рано пишешь то такое?" Он усмехнулся. Через два дня я узнаю, что мой друг… умер. Он повесился в своей комнате, – Ольга Алексеевна протерла слезу.
В классе повисла тишина.
– Вот так… Так бывает, когда музыкант пишет траурный марш прямо перед собственной смертью.
Напряжённая пауза длилась около минуты и прервалась звуком мобильной игры. Класс засмеялся.
– Вот у вас ни грамма сожаления нет! Бессовестные, бессердечные! – Ольга Алексеевна стукнула по столу.
– О своих проблемах надо дома говорить, – сказала Даша, как бы самой себе, но не совсем.
Повисла вторая гробовая тишина. Те, кто играл, убрал телефоны, те, кто рисовал, отложили карандаши. Это затишье перед бурей, перед взрывом.