Людовик IX Святой
Шрифт:
Бонифаций VIII, избрав это темой своей второй проповеди в Орвието 11 августа 1297 года, придал вполне эсхатологический смысл понятиям рах и rex pacifiais, которыми он характеризует Соломона и относит к Людовику Святому, — тема проповеди, заимствованная из Ветхого Завета: «Magnificatus est Salomon» (Царь Соломон превосходил всех) (I Цар. 10: 23).
Когда о нем (Людовике Святом) говорится «мирный» и «творящий мир» (расет faciens), то под этим даром и добродетелью подразумевают все дары и все добродетели. Он был мирным сам по себе и в глазах всех, не только его подданных, но и иноземцев. Он был мирным сам по себе. Обладая миром преходящим, миром сердца, он, тем самым, обрел мир вечный. Все его современники видели, как он стоял на страже мира в своем королевстве. Этот мир настал не без справедливости. И он жил в мире именно потому, что был справедлив к себе, к Богу и к ближнему [1219] .
1219
Boniface VIII. P. 152–153.
Итак, речь идет не только о недопущении войны, о спокойствии на земле, но и о главном, эсхатологическом, мире, который готовится здесь, на земле, мире рая, вечности. Итак, речь идет, как и в отношении правосудия, о функции миропомазанника.
Влияние Людовика, его слава миротворца были так велики, что уже во время Лионского собора 1244–1245 годов император Фридрих II, вступивший в острый конфликт с Иннокентием IV, предложил в качестве третейского судьи французского короля, «безупречного человека», полагая, что он сделает все от него зависящее [1220] . Так Людовик Святой стал третейским судьей христианского мира.
1220
Le Menestrel de Reims. Op. cit. P. 126.
Однако ему удавалось не все и не всегда. Когда его попросили осуществить третейский суд между королем Англии и его мятежными баронами, он пристрастно признал правоту короля. Родственные связи с сувереном, незнание общественно-политических структур Англии, ее истории и убежденность в непререкаемом превосходстве королевской функции подтолкнули его к решению, которое не установило мир, и на этот раз его даже обвинили в предвзятости [1221] .
1221
Wood Ch. T. The Mise of Amiens and Saint Louis’ Theory of Kingship…
Людовик Святой опасался войны и связанной с ней несправедливости. Война — источник греха. Но не всегда. Война с неверными таковой не является, отсюда — идея крестового похода. Не является она таковой, если речь идет об отражении агрессивных христианских правителей, которые преступают клятву верности или поднимают бунт. Отсюда — война с мятежными вассалами в начале его правления, поход 1242 года против короля Англии и его французских союзников, устранение в Провансе последствий войны с еретиками-альбигойцами и их покровителями, которую вел его отец Людовик VIII. Людовику Святому претило ведение даже той войны, которую он считал справедливой. Однако подобно предкам он принимал участие в битве, честно сражаясь. Он был королем-рыцарем, королем второй функции.
Хроники сообщают нам о войнах короля, но мало говорят о короле на войне. Биографы и агиографы, будучи клириками, а еще чаще — монахами нищенствующих орденов, более склонными к миру, чем к войне, тоже обходят молчанием эту сторону жизни короля.
Только Жуанвиль, который и сам был мирянином и рыцарем и неотступно находился при короле в крестовом походе и в Святой земле, делает упор на этом аспекте, на том, что король был воином. Он вспоминает «grandes prouesses» («великие доблести») и «grandes hardiesses» («великую отвагу») короля. При Тайбуре битва началась «fort et grand» («мощным столкновением») англичан и французов, «когда король увидел это, он бросился навстречу опасности вместе с остальными» [1222] . И в битве при Мансуре, еще до разгрома, Жуанвиль рисует зримый, символический и идеальный образ Людовика Святого, короля-рыцаря.
1222
Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 59.
Людовик исполнил свой королевский воинский долг. И, надо думать, он сражался с неистовостью феодального воина. Быть может, без радости, но не без некоего опьянения боем.
Он возложил на себя воинскую королевскую функцию во всей ее полноте на высочайшем военном уровне ХIII века [1223] . Уделяя большое внимание подготовке материально-технической базы военных, особенно крестовых, походов, Людовик повез в Египет целый парк военных машин, особенно осадных устройств (chats-chateaux). Там, где шла война или существовала ее угроза, он всячески заботился о том, чтобы содержать в порядке, восстанавливать или воздвигать укрепленные замки и фортификационные сооружения. Этим король в основном занимался, находясь в Святой земле, где, между прочим, укрепил фортификационные сооружения Сайды (Сидона), Сура (Тира), Акры, Шатель-Пельрена, Цезареи и Яффы. Даже во Франции, всеми силами стремясь к миру, он готовился к войне. Мэтью Пэрис дважды рассказывает, как еще в 1257 году он проводил кампанию по строительству фортификационных сооружений в Нормандии [1224] .
1223
См.: Contamine P. L. La Guerre au Moyen Age…
1224
Mathew Paris. Chronica majora… T. V. P. 626, 636.
Его
1225
Joinville. Histoire de Saint Louis…
Как подчеркивает сам Ж. Дюмезиль, третья функция, функция-Протей, имеющая множество порой противоречивых обличий, с трудом поддается определению. Именно в третьей королевской функции, функции «производства материальных благ», сложнее всего уловить Людовика Святого. Тем более что эта функция, вероятно, исчезает из виду на средневековом христианском Западе, за исключением тех случаев, когда она прилагается к магическим объектам на грани чудесного или становится более явной, обозначая конкретных, но преобладающих в обществе производителей, производителей важнейших благ, крестьян или ремесленников и подмастерьев, «работников ручного труда» — laboratores из схемы Адальберона Ланского.
В осуществлении третьей функции эффективность королевской власти убывает. Несмотря на обращение к Богу во время церемонии помазания на царство, дабы он дал новому королю abundantia, изобилие и процветание, магическая сила короля в сфере экономики ослабевает и как бы исчезает. Карл Великий был summus agricola, землепашец par excellence, на пути Дагоберта поднимались обильные всходы, а согласно досье, составленному тотчас после кончины Филиппа Августа с целью признать его святым, три чуда, которые он якобы явил в первые годы своего правления, относятся к третьей функции [1226] .
1226
Le Goff J. Le dossier de saintete de Philippe Auguste…
У Людовика Святого мы не встретим ничего подобного. Среди шестидесяти официально признанных чудес с трудом отыскиваем одно, весьма скромное: король осушил в Париже три затопленных подвала в доме вдовы одного из своих оруженосцев, что позволяет признать власть короля над природой. Разумеется, то и дело говорится о его физической красоте, одной из граней третьей функции. Она восхваляется его современниками словами, повторяющими общие места риторики о человеческом облике, но в которых улавливается и отзвук реальности [1227] . Мы видели, какое глубокое впечатление произвело лицо короля на францисканца Салимбене Пармского в 1248 году в Сансе. И он непрестанно повторяет, что согласно средневековому христианскому представлению о внешнем как отражении внутреннего красота его тела и лица отражала красоту его сердца и души. Об этом же говорит и Бонифаций VIII: «Святость его жизни являлась всем, взиравшим на его лицо: “Был он исполнен благодати” (Есф. 15)» [1228] . Известно, что в одном «Житии», предназначенном для литургии и сочиненном, наверное, незадолго до канонизации Людовика, подробно описывается его физическая красота [1229] .
1227
О красоте Людовика Святого биографы говорят так часто, что она особо вынесена в указатель изд.: Recueil des historiens… T. XXIII. P. 1025: «Qua forma fuerit Ludovicus IX».
1228
Boniface VIII. P. 149.
1229
Recueil des historiens… T. ХХIII. P. 173.