Людовик IX Святой

ле Гофф Жак

В Шаалисе, где ему дали еду лучше, чем монахам, он велит отнести свою серебряную миску одному монаху, а взамен получает деревянную миску с его едой [1176] .

Наконец, смирение короля, которое возрастает после возвращения из крестового похода [1177] , проявляется в более скромной одежде, в которой он сидит за столом (привычная мантия не слишком удобна для застолья, и он надевает сюрко). Как известно, с 1254 года он уже не носит одежды, отороченной мехом белки (petit-gris, северной белки), признавая лишь кроличий мех и овчину, но порой за столом бывает одет в сюрко, отороченный белой овчиной, — небольшая роскошь, которую он себе позволяет [1178] .

1176

Ibid. Р. 109.

1177

В месяцы, проведенные Людовиком Святым в плену у мусульман в Египте, поддерживался определенный

уровень питания. Единственный здоровый слуга короля по имени Изембер готовил для больного Людовика пищу и пироги с мясом из муки, которую получал при дворе султана.

1178

Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 111. См. также: Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 367–369.

Глава XIV в основном посвящена «твердости покаяния», что особенно заметно после возвращения из Святой земли:

Несмотря на то, что блаженный король с удовольствием ел крупную рыбу, он нередко отодвигал (в сторону) крупную рыбу, которую ему подносили, и велел поднести ему мелкую рыбу, которую вкушал. Случалось, он велел разрезать на кусочки («pieces») крупную рыбу, которую ему подносили, и думали, что он будет ее есть, а он тем не менее не ел ни этой крупной и никакой иной рыбы, но довольствовался только супом, а эту рыбу отдавал как милостыню (он велел подать ее как милостыню). И думали, что он делает это из воздержания. Хотя он очень любил крупную щуку и прочую вкусную рыбу, но когда ее покупали и подносили ему за столом, он после возвращения из-за моря все же не ел ее, но подавал как милостыню, а сам ел мелкую рыбу. И нередко случалось, что, когда королю подносили жаркое или иные изысканные блюда и подливы, он разбавлял приправу (saveur) водой, чтобы отбить вкус подливы. И когда прислуживавший за столом говорил ему: «Сир, вы портите вашу подливу», он отвечал: «Не беспокойтесь, мне так больше нравится». И полагали, что так он умеряет свой аппетит. Нередко он ел очень невкусный суп («mal assavoure»), который иной не стал бы есть с удовольствием, ибо он не был сдобрен приправами. Блаженный король ел грубую пищу («viandes») — горох и тому подобное. И когда ему подносили вкусную похлебку или иное (изысканное) блюдо, он разбавлял их холодной водой, чтобы лишить эти блюда изысканного вкуса приправ. Когда в Париж впервые завезли миног и подали их за столом блаженному королю и другим, он отказался их есть, но отдал бедным и послал как подаяние…. Таким образом, эти продукты так упали в цене, что стоили не более 5 су, тогда как вначале их цена составляла 40 су или 4 ливра. И так же он поступал с фруктами нового урожая, хотя ел их с удовольствием. И так поступал он со всем остальным, что предлагалось ему как нечто новое. И воистину полагали, что он делал это исключительно из воздержания, чтобы умерить аппетит, который, естественно, у него на все это был.

Его безупречность по части питания, на грани подлинного аскетизма в застолье, после 1254 года проявляется даже в потреблении хлеба и вина:

Он никогда не допускал излишеств («outrages») по части питья и еды; и количество хлеба, которое он нарезал за столом, всегда было одинаковым, независимо от состояния его здоровья. Перед ним стоял золотой кубок [1179] и стеклянный бокал, а на бокале была метка («une verge»), выше которой вина не наливали; а поверх нее он велел наливать столько воды, что вина оказывалась четверть, а воды примерно три четверти. И при этом он пил не крепкое, а очень слабое вино. И после того, как вино было так отмерено, он иногда пил его из стеклянного бокала, а иногда переливал в золотой кубок и пил из кубка. И продолжал разбавлять вино водой, так что аромат вина почти исчезал.

1179

Этот золотой кубок превратился в королевском семействе в своеобразную реликвию. В описи предметов, принадлежавших Людовику X, произведенной после его смерти, читаем: «Item, золотой кубок Людовика Святого, из которого не пьют» (Delaborde. Р. 120, note 1).

Это воздержание в питании достигает кульминации в практике постов.

Он каждый год постился во время Великого поста. Затем — во время адвента, за 40 дней до Рождества, вкушая только постные блюда; и он постился во время вигилий, когда Церковь велит поститься, и в четыре великих праздника и соблюдал прочие посты Святой Церкви, то есть четыре вигилии праздников Богоматери и Страстную пятницу, и в канун Рождества Господа нашего он постился только на хлебе и воде. Но в те дни, когда он постился на хлебе и воде, он велел накрывать общий стол, как в другие дни, и если кто-то из рыцарей тоже хотел поститься на хлебе и воде, то ел с ним за одним столом. По пятницам во время Великого поста он ел только рыбу, а в остальные пятницы воздерживался нередко и от рыбы, а по пятницам адвента ел только рыбу. И более того, каждый год по пятницам он совсем не ел фруктов, хотя очень их любил. По понедельникам и средам Великого поста он ел гораздо меньше, чем обычно. По пятницам он так разбавлял свое вино водой, что, казалось, это всего-навсего вода. И хотя блаженный король не любил пива («cervoise»), как можно было судить по выражению его лица, когда он пил, все же он нередко пил его во время Великого поста, дабы умерить аппетит. Опять-таки, перед заморским походом и по возвращении блаженный король всегда постился по пятницам весь год, и только если день Рождества приходился на пятницу, он отведывал мяса, отдавая дань величию («hautesse») этого праздника. И он постился каждую неделю по понедельникам, средам и пятницам. Когда блаженный король был за морем в первом крестовом походе («passage»), то начинал поститься за пятнадцать дней до Пятидесятницы и пост этот соблюдал до самой кончины. И он не ел той еды, которую ему подносили, и полагали, что он делает это из воздержания и Бога ради [1180] .

1180

Guillaume de Saint-Pathus. Vie de Saint Louis… P. 119–122.

Итак,

Людовик выработал целую аскезу питания. Его система питания состояла в том, чтобы есть что похуже (например, мелкую, а не крупную рыбу), портить качественную пищу (например, разбавлять холодной водой подливы, супы и вино), воздерживаться от изысканной пищи (миноги, свежие фрукты), есть и пить умеренно, и всегда ни больше и ни меньше (например, хлеба и вина), часто поститься. Он подправлял королевский характер посуды (его золотой кубок) умеренностью содержащегося в ней еды или питья. Из-за этой аскезы он отказался от удовольствий застолья, к которым у него была естественная склонность, и, напротив, обязал себя отведывать то, что ему не нравилось, например пиво. Точно так же он ведет себя перед лицом опасности, навстречу которой смело идет, хотя говорит, что «любит жизнь», или в практике половой жизни, где, чересчур скрупулезно соблюдая церковные предписания по части супружеских обязанностей, обуздывает свой темперамент, который, похоже, был пылким.

Охваченный желанием умеренности и пристрастием к благочестивому и моральному превосходству, Людовик Святой захотел стать борцом за аскезу питания, но по целому ряду причин (его физическое состояние, идеал безупречного человека, обладавшего чувством меры, и желание во что бы то ни стало соответствовать своему рангу) он шел на некоторые послабления.

Жуанвиль: самообладание

Моим третьим свидетелем будет Жуанвиль. Ему хотелось изобразить Людовика Святого королем, отвечающим идеалу святости ХIII века, но на первый взгляд он самый искренний и достоверный биограф.

Ближайший и самый восторженный друг короля, он оставил его жизнеописание, менее нашпигованное общими местами о благочестии, чем сочинившие биографии Людовика клирики.

Уже во введении Жуанвиль отмечает среди достоинств короля его сдержанность:

Как едок он так владел собой, что ни разу в жизни я не слышал, чтобы он заказал себе какое-либо блюдо, как это делают многие богатые люди, но с удовольствием ел то, что готовил ему повар и что он перед ним ставил…. Он отмерял себе вина ровно столько, сколько могло пойти ему на пользу. Когда мы были на Кипре, он спросил, почему я не разбавляю вино водой, и я ответил ему, что лекари мне сказали, что у меня большая голова и холодный желудок и что поэтому я не захмелею. И он сказал мне, что они говорят неправду; ибо если я не научусь этому в юности и захочу разбавлять его в старости, то меня одолеют подагра и болезни желудка, как если бы я никогда не был здоров, а если я буду пить в старости неразбавленное вино, то каждый вечер буду пьян, а это неприлично, чтобы доблестный человек напивался [1181] .

1181

Joinville. Vie de Saint Louis… P. 13.

Итак, вот три черты, присущие Людовику Святому: чувство меры в еде и даже попытка выработать безразличие к напиткам и яствам, своего рода атараксия питания; практика разбавления вина водой и осуждение пьянства; диетические соображения по части потребления напитков [1182] .

Мы уже видели, что впервые в изображении Жуанвиля Людовик появляется за столом в памятных для него обстоятельствах. Это случилось на великом пиршестве, устроенном 27-летним королем в 1241 году в Сомюре в присутствии двора после посвящения в рыцари его брата Альфонса де Пуатье. Жуанвиль участвовал в нем как юный оруженосец, разрезающий мясо.

1182

Жуанвиль отмечает, что в крестовом походе в отличие от короля «бароны, которые должны были беречь свое (добро, деньги), чтобы распорядиться ими в нужное время и в нужном месте, взялись закатывать шумные пиры, на которых столы ломились от еды» (Ibid. Р. 95).

Нам неизвестно в деталях, что именно ел Людовик, но в данном случае все наводит на мысль, что угощение должно было соответствовать пышности королевского пира, устроенного по особому случаю.

Но в дальнейшем и Жуанвиль будет обращать внимание прежде всего на любовь Людовика Святого к ближнему, проявлявшуюся также и в отношении еды: «Ежедневно он кормил множество бедных, не считая тех, что ели в его покоях; и я не раз видел, что он сам резал им хлеб и наливал вино» [1183] .

1183

Joinville. Vie de Saint Louis… P. 381.

Он в свою очередь обращает внимание на умеренность короля в еде, которая превращается после 1254 года в подлинную застольную епитимью [1184] . В то же время Людовик не забывал о своем ранге и обязанностях. Мы видели, что он соглашался слушать музыкантов «богатых людей» и исполнял свой долг гостеприимства: «Когда вместе с ним ели богатые иностранцы, он составлял им достойную компанию» [1185] .

Это драгоценное свидетельство, ибо, даже став аскетом, Людовик продолжал соответствовать своему рангу в тех застольных манерах, которые не касались собственно еды: он слушал музыку после трапезы и вел застольные беседы.

1184

Ibid. P. 367–369. См. c. 168 наст. изд.

1185

Joinville. Histoire de Saint Louis… P. 369.