Людовик IX Святой

ле Гофф Жак

Великий переворот в христианской погребальной идеологии связан с поклонением могилам святых, с урбанизацией (inurbamento, как говорят итальянцы) мертвых, внедрением пространства мертвых в пространство живых, размещением кладбищ в городах, по возможности, рядом с останками святых, — во всяком случае рядом с церквами [438] .

Второй переворот в христианской погребальной идеологии заключается в том, что могила перестает быть местом памяти о конкретном человеке. Э. Панофски подчеркивал, что христианское погребальное искусство исключает «ретроспективный» или «мемориальный» принцип; в нем господствует принцип «эсхатологический»: могила должна предвещать воскрешение и служить призывом к вечной жизни [439] . Ф. Арьес настойчиво говорил о том, что примерно с V века христианская могила становится анонимной — на ней нет ни надписи, ни портрета. Однако не следует преувеличивать это коренное отличие от погребальной идеологии древних. Христианское погребение все же несет в себе некую идею памяти. Памятник или часть памятника, где покоятся останки святого, чаще всего называется memoria. Правда, христианский надгробный памятник прежде всего служит напоминанием живым о том, что плоть есть прах и должна обратиться во прах. Память, которую

он вызывает, — это скорее память, обращенная к концу света, чем к прошлому, к тому, кем человек был на земле.

438

«Снятие тысячелетнего религиозного запрета на захоронение intra muros — это признак подлинно исторического изменения» (Guyon J. La vente des tombes a travers l’epigraphie de la Rome chretienne // Melanges d’archeologie et d’histoire: Antiquite. 1974. T. 86. P. 594).

439

Panofsky E. Tomb Sculpture…

Среди славных мертвых, которые нуждаются в особом обращении, хотя и не столь благоговейном, как того требуют останки святых, и вообще иного, — сильные мира сего, в первую очередь те potentes [440] те мертвые, которые с самой глубокой древности выделялись среди всех: усопшие правители [441] . Им удалось проникнуть в пространство, по которому проходит граница, отделяющая клириков от мирян: в церковное пространство. Погребенные in sacrario, то есть на хорах или в примыкающем к нему святилище, короли со времени Высокого Средневековья были склонны считать некоторые церкви некрополем, «пантеоном» своих династий.

440

Potentes (лат. «сильные», «могучие», «могущественные») — в Средневековье, особенно Раннем, особая социальная категория — те, кто в силу положения или происхождения имеет право на оружие и, тем самым, на власть; первыми из таких potentes были государи.

441

О других знатных усопших, для которых со времени Высокого Средневековья создавались особые условия выбора места захоронения и сооружения погребальных памятников, — о папах см.: Picard J. Ch. Etude sur l’emplacement des tombes des papes du IIIе au Xe siecle // Melanges d’archeologie et d’histoire. 1969. T. 81. P. 735–782. Исследованию отношения в Средневековье к четырем категориям мертвых: королям, преступникам и предателям, святым, еретикам и мертворожденным, посвящена работа: Finucane R. C. Sacred corpse? Profane Carrion: Social Ideals and Death Rituals in the Later Middle Ages // Mirrors of Mortality: Studies in the Social History of Death / Ed. J. Whaley. L., 1981. P. 40–60.

В Галлии тенденция выбирать церкви для королевских захоронений обозначилась с начала правления династии Меровингов [442] . До принятия христианства франки при погребении своих вождей следовали обычаям, весьма близким римским. Так, Хильдерик I, отец Хлодвига, был похоронен в кургане рядом с древней дорогой близ Турне — одинокая могила за пределами города, не имеющая ничего общего с памятником христианского культа. Хлодвиг, не колеблясь, нарушил этот обычай — отныне все короли династии Меровингов будут покоиться в христианских базиликах, но в базиликах загородных, extra muros [443] . Была ли в этом выборе (как это обнаружится впоследствии — и на века — в Сен-Дени) более или менее латентная связь между королем и пространством, или это явилось следствием отсутствия подлинной столицы и привлекательности загородных монастырей? [444]

442

Использую работу: Erlande-Brandenburg A. Le roi est mort…, на которой во многом построен данный фрагмент.

443

За стенами (лат.), — Примеч. пер.

444

Ф. Артог полагает, что обычай хоронить скифских вождей на окраинах принадлежавших им территорий был связан с кочевыми традициями: Hartog F. Le Miroir d’Herodote. P., 1980. Partie I. Ch. IV.

Хлодвиг выбрал местом своего погребения церковь Святых Апостолов, которую воздвиг, несомненно, для мощей святой Женевьевы, умершей, вероятно, около 500 года, на холме, возвышающемся над Парижем на левом берегу Сены. В 544 году там же рядом с ним была похоронена королева Клотильда.

Но Хильдеберт, тот самый сын Хлодвига, который получил во владение Париж, в 558 году повелел похоронить себя в другом пригородном монастыре, Сен-Венсенн-э-Сен-Круа, который он сам основал для хранения реликвий, вывезенных из Испании (прежде всего — туники святого Винцента), и, вне сомнения, для того, чтобы он служил некрополем ему и его семейству. Парижский епископ святой Герман был также похоронен там в 576 году, и впоследствии церковь была переименована в Сен-Жермен-де-Пре. Почти все государи из числа парижских Меровингов, их супруги и дети были похоронены в монастыре Сен-Венсенн-э-Сен-Круа, но так же, как церковь Святых Апостолов (впоследствии Сент-Женевьев), эта церковь не обладала монополией на королевские могилы и в общем не была подлинным королевским некрополем Меровингов.

Выбор особого места погребения одним из королей династии Меровингов повлек за собой серьезные последствия. С конца V века в Сен-Дени, там, где был похоронен Дионисий, первый епископ Парижский, принявший мученическую смерть в 270 году, а впоследствии мученики Рустик и Элевтерий, существовали монастырь и церковь, в которых принимала участие святая Женевьева. Постепенно между королями династии Меровингов, правящими в Париже, и этим аббатством установились более прочные связи, и около 565–570 годов там была погребена королева Арнегонда, вдова Хлотаря I. Но ее могила, в которой недавно были найдены великолепные украшения, была, как и все остальные могилы, безымянной, и, похоже, Сен-Дени не предназначался для того, чтобы стать королевским некрополем. Положение изменилось в 639 году, когда там был похоронен Дагоберт I, при котором церковь перестроили; смертельно больной, он повелел перевезти себя в Сен-Дени, тем самым заявив о своем желании быть погребенным именно там.

При Каролингах Сен-Дени, вероятно, превратился в некрополь новой династии. Карл Мартелл,

истинный основатель этой династии, даже не будучи обладателем королевского титула, все же выбрал для захоронения Сен-Дени, где и был погребен в 741 году. Этот выбор, несомненно, объясняется особым почитанием святого Дионисия, но не исключено, что и политическими соображениями: желанием связать себя с одним из монастырей, принадлежавших прежде Меровингам, и, так как возможности сделать это в Париже, в церкви Сен-Венсенн, не было, то он хотел быть погребенным рядом с королями той династии, конец которой он уготовил, чтобы ей на смену пришли его потомки. Таким образом, выбор некрополя еще больше политизировался. Место погребения стало означать притязание на легитимность и преемственность. Сын Карла Мартелла, Пипин Короткий, выбрал Сен-Дени сначала для коронации Стефаном II в 755 году, а впоследствии, в 768 году, — для погребения. Его вдова заняла место рядом с ним в 783 году, так что после смерти, подобно Хлодвигу и Клотильде и Дагоберту и Нантильде, королевская чета воссоединилась. Но сын Пипина вновь нарушил королевский погребальный континуитет в Сен-Дени. Карл Великий, превративший королевство Меровингов, объединенное его дедом и отцом, в империю, выбрал для себя новую столицу, ставшую впоследствии и его некрополем, — Ахен. Но и это начинание не имело будущего. Почти все потомки Карла Великого выбирали другие церкви. Традицию захоронения в Сен-Дени возродил Карл Лысый, которого связывали с аббатством прочные узы, он считался едва ли не вторым после Дагоберта его основателем; там он и был погребен в 884 году, через семь лет после смерти.

Только при новой династии Капетингов Сен-Дени окончательно становится «кладбищем королей». Именно здесь в незапамятные времена заявило о себе стремление к замене и континуитету путем выбора места погребения. В 888 году Эвд, король франков, распространил свою власть на аббатство Сен-Дени, где и был погребен в 898 году. Его племянник Гуго I Великий был похоронен там же в 956 году. Но лишь при сыне Гуго I, Гуго II, по прозвищу Капет, когда Робертины сменяются Капетингами и на века становятся королями франков, а затем Франции, Сен-Дени окончательно превращается в королевский некрополь. До Людовика XI (конец XV века) только два короля не упокоились в Сен-Дени: Филипп I, похороненный в 1108 году в монастыре Флёри (Сен-Бенуа-сюр-Луар), и Людовик VII, погребенный в основанном им цистерцианском аббатстве Барбо, близ Мелена.

Это пространное отступление дает понять, какие препятствия стояли на пути королевской погребальной политики и каким неспешным и переменчивым был выбор «кладбища королей». Именно Людовик Святой в полной мере использовал королевский некрополь как идеологическое и политическое орудие французской монархии. При нем Сен-Дени стал местом, где монархи обрели бессмертие.

Два текста дают нам представления о погребальной политике Людовика Святого в Сен-Дени. Первый входит в официальную хронику аббатства, в «Анналы Сен-Дени»: «1263. В тот год в день святого Григория было осуществлено перенесение королей Эвд а, Гуго Капета, Роберта и его жены Констанции, Генриха, Людовика Толстого, сына Людовика Толстого Филиппа и королевы Констанции, которая была родом из Испании. 1264. Перенесены на правые хоры король Людовик, сын Дагоберта, король Карл Мартелл, королева Берта, супруга Пипина, король Пипин, королева Эрментруда, супруга Карла Лысого, король Карломан, сын Пипина, король Карломан, сын Людовика Заики, король Людовик, сын Людовика Заики». Гийом из Нанжи в «Хронике», завершенной вскоре после 1300 года, под 1267 годом пишет:

В Сен-Дени во Франции святой король Франции Людовик и аббат Матье произвели перенесение сразу всех королей франков, которые покоились в разных местах этого монастыря; короли и королевы из рода Карла Великого были подняты на два с половиной фута над землей и вместе с их скульптурными изображениями помещены в правой части монастыря, а те, кто происходил из рода Гуго Капета, — в левой.

В данном случае несовпадение дат роли не играет. Более правдоподобной представляется мне дата 1263–1264 годов «Анналов Сен-Дени», а не приводимая Гийомом из Нанжи дата 1267 года. Причем только Гийом из Нанжи говорит о выдающейся роли в этом мероприятии (вместе с аббатом Матье Вандомским) Людовика Святого. Согласие аббата, с которым, впрочем, у короля было полное взаимопонимание, очевидно, требовалось, но я нисколько не сомневаюсь, что речь идет о волевом решении Людовика Святого.

Это было политическое решение, имевшее два аспекта. Королевский некрополь Сен-Дени должен был в первую очередь являть собой континуитет королевских родов, правивших во Франции с самого начала франкской монархии. Было сделано одно-единственное различие: Каролинги и Капетинги — и, несомненно, не только для того, чтобы соблюсти симметрию деления на правую и левую сторону, разделив королей и королев на две династии, но, намеренно или из пренебрежения к этому обстоятельству, был сглажен биологический дисконтинуитет между Меровингами и Каролингами. Впрочем, Меровинги представлены в Сен-Дени весьма малочисленно. Как увидим, со времени Дагоберта и Нантильды, ставших исключением, единственным Меровингом, нашедшим место в Сен-Дени, был сын Дагоберта, Хлодвиг II, ошибочно названный в «Анналах» Людовиком [445] . Вероятно, (по крайней мере, похоже на то) именно такое малочисленное присутствие Меровингов, которое, заставляя не принимать во внимание разрыв, существующий между Меровингами и Каролингами, способствовало превращению Карла Мартелла в короля [446] . Во всяком случае, для Людовика Святого было важно установить преемственность между Каролингами и Капетингами. Именно здесь было главное связующее звено французской монархии, стремление сблизиться с самой грандиозной фигурой в средневековой монархической идеологии, — с Карлом Великим, желание узаконить династию Капетингов, давным-давно приниженную в лице ее основателя Гуго Капета (которого скоро с презрением упомянет Данте), — короче говоря, то, что Б. Гене назвал «гордостью быть Капетингом» [447] .

445

Сказанное не совсем точно. Имя Людовик (лат. Ludovicus), или, по-французски, Луи (Louis), является поздней формой имени Хлодвиг (лат. Hlodovech, Hlodovicus, фр. Clovis, вероятная первоначальная германская форма имени — Hlodwig).

446

В перечень «Анналов Сен-Дени» (см.: Monumenta Germaniae Historica. Scriptores. T. XIV) вкрались три ошибки: сына Дагоберта звали не Людовик, а Хлодвиг II; Карл Мартелл не был королем; Карломан, сын Пипина Короткого и брат Карла Великого, был похоронен не в Сен-Дени, а в Сен-Реми в Реймсе. Эти ошибки объясняются (за исключением Карла Мартелла, — она, возможно, внесена намеренно) тем, что распознать могилы и тела было нелегко, и тем, что историческая память монахов Сен-Дени не была беспредельной, хотя они и являлись носителями этой памяти.

447

Guenee В. Les genealogies entre l’histoire et la politique…