Людвиг II
Шрифт:
Кстати, обычно наличие «стола-самобранки» трактуется как болезненное проявление человеконенавистничества Людвига II. Но давайте посмотрим на это с другой стороны. Во-первых, такие столы не были оригинальной выдумкой баварского короля: они были в ходу (чтобы не сказать в моде) при дворе Людовика XV, которого могли обвинять в чем угодно, только не в мизантропии и нелюдимости. А во-вторых, скажите, кому понравится, если, например, в ресторане официант постоянно будет стоять у вас за спиной, неустанно следя за тем, как и что вы едите? Вас бы это раздражало? Значит, вы человеконенавистник и нелюдимый мизантроп! Между тем при трапезе королевских особ именно так все и происходило. Да и «официантов» было не один, а гораздо больше. Так что «не судите, и да не судимы будете»!
Показательным в плане постепенного «ухода в одиночество» стал и единственный приезд Людвига II в Байройт перед торжественным открытием Фестшпильхауса и первого Байройтского фестиваля в 1876 году. Он прибыл в ночь с 5 на 6 августа и остановился во дворце Эрмитаж. Прослушав генеральные
169
Напомним, что «Кольцо нибелунга» состоит из четырех музыкальных драм: «Золото Рейна», «Валькирия», «Зигфрид» и «Сумерки богов».
Перед отъездом Людвиг «совершал одинокие прогулки при блеске луны в парке Эрмитажа. Вагнеру он поднес ширмочку для свечей удивительной работы, из слоновой кости, изображавшей сцену в волшебном саду между Парцифалем и Кундри, которая, несмотря на рельефную работу, была совершенно прозрачна от тонкости работы». [170]
Хотел ли Парцифаль-Людвиг своим подарком в очередной раз благословить Вагнера на создание его священной мистерии и тем самым показать, что мысленно он все равно остается верен их идеалам? Кто знает… Во всяком случае, все дальнейшие взаимоотношения Вагнера и Людвига II, можно сказать, проходили уже исключительно «под знаком Парцифаля».
170
K"obell L. von. K"onig Ludwig II und die Kunst. M"unchen, 1898. Цит. по: Лаврентьева C. И. Указ. соч. С. 40.
И нам снова придется забежать вперед, чтобы завершить рассказ об этих непростых взаимоотношениях.
Как ни парадоксально, но итогами первого Байройтского фестиваля стали для Вагнера крайняя усталость, опустошенность и разочарования. Возможность дальнейшей борьбы за высокое искусство он в те дни для себя исключал. Тем более что уже были подведены финансовые итоги предприятия, и выяснилось, что вместо ожидаемой прибыли фестиваль принес дефицит бюджета в размере 148 000 марок (1 184 000 евро). Блестящая публика, собравшаяся в Байройте в августе 1876 года, вовсе не торопилась раскошеливаться; «патроны» молчали; денег снова было взять неоткуда. Практически сразу после проведения первого фестиваля Фестшпильхаус на неопределенное время был закрыт, что означало поражение дела всей жизни Вагнера. Композитор был близок к тому, чтобы официально объявить свое театральное предприятие банкротом, а «Ванфрид» продать за долги.
И вдруг 25 января 1877 года Вагнер позвал к себе Козиму и торжественно объявил ей: «Я начинаю «Парцифаля» [171] и пока не закончу его, никуда не уеду отсюда»… [172]
Людвиг II в разные периоды своей жизни «становился» то одним, то другим вагнеровским персонажем. В детстве он воображал себя Зигфридом, в юности — Лоэнгрином и, наконец, Парцифалем. Причем с Парцифалем он ассоциировал себя с того момента, когда лично познакомился с Вагнером и фактически стал его ангелом-хранителем. Хранителем «Чаши Грааля», другими словами, высокого, чистого, истинного искусства, олицетворением которого стало для короля творчество Рихарда Вагнера. И Парцифаль сделал для своего кумира все, что мог!
171
Напомним, что точная дата «переименования» Вагнером Парцифаля в Парсифаля — 13 февраля 1877 года. См. «Действие II» настоящего издания.
172
Hansen W. Richard Wagner. Biographie. S. 313.
В начале 1878 года «спонсором» Вагнера, в очередной раз находящегося на грани отчаяния, вновь выступил Людвиг II. Он заранее выкупил у композитора право поставить «Парсифаля» в Мюнхене, а в ожидании этого счастливого события заплатил тому довольно солидное вознаграждение. Кроме того, в Мюнхенском королевском придворном и национальном театре опять же стараниями короля готовилось к постановке «Кольцо нибелунга». Таким образом, доходы, полученные от мюнхенских представлений «Кольца», и аванс за «Парсифаля», выплаченный баварским королем, помогли Вагнеру если и не покрыть долги, то, по крайней мере, благополучно просуществовать до лета 1878 года. И продолжать работать над
Однако к декабрю 1879 года здоровье Вагнера оказалось сильно подорвано изнурительным трудом и довольно сырым климатом Байройта. Композитор предпринял длительную — почти 10-месячную — поездку в теплую и благоприятную, любимую им Италию. А партитура «Парсифаля» все еще не была завершена…
Весьма показательно, что по приезде в Германию Вагнер не спешил вернуться в Байройт, а остановился на некоторое время в Мюнхене, прибыв туда 31 октября 1880 года. Здесь он встретился с Людвигом II. 10 и 12 ноября Вагнер продирижировал для короля в двух частных концертах отрывками из «Лоэнгрина» и «Парсифаля» и вновь заручился его материальной поддержкой предстоящей премьеры «Парсифаля» в Байройте. Вагнер специально отметил, что в программе второго Байройтского фестиваля будет только эта священная мистерия. Людвиг II тут же великодушно распорядился о безвозмездном предоставлении для Фестшпильхауса хора и оркестра Мюнхенского королевского придворного и национального театра.
Однако 1881 год начался с непредвиденных волнений. Не подозревая о договоренности Вагнера с Людвигом II, барон Ганс Пауль фон Вольцоген (Wolzogen; 1848–1938), бывший фактически пресс-секретарем композитора, предал гласности конфиденциальную информацию о том, что Вагнер якобы собирается получить материальную помощь от нескольких высших аристократических фамилий Германии, и именно они будут официальными «патронами» второго Байройтского фестиваля. Но Людвиг II, узнав об этом, ничуть не обиделся на своего друга. Последствием необдуманного поступка фон Вольцогена стала вовсе не катастрофа, как казалось в первое время Вагнеру, а, наоборот, победа: Людвиг II официально объявил, что единолично возглавит второй Байройтский фестиваль; более того, отказывается от приобретенного им в 1878 году права на постановку «Парсифаля» в Мюнхене без возврата денег, заплаченных за это право. Король также подтвердил свое прежнее решение о предоставлении в распоряжение Вагнера хора и оркестра Мюнхенского королевского придворного и национального театра. Судьба второго фестиваля была решена — ему быть! И опять благодаря Людвигу II!
26 июля 1882 года после длительного и мучительного перерыва премьерой «Парсифаля» был открыт второй Байройтский фестиваль. Вагнер завещал, чтобы вершина его творчества не ставилась больше нигде, кроме не оскверненного ничем королевского Храма Высокого Искусства — байройтского Фестшпильхауса. Еще 28 сентября 1880 года Вагнер писал «своему Парцифалю», королю Людвигу II, делая его в некотором роде своим душеприказчиком: «Я принужден был отдать в руки нашей публики и театральных дирекций, в глубокой безнравственности которых я убежден, мои произведения, несмотря на всю их идеальную концепцию. Теперь я задаю себе важный для меня вопрос, не следует ли это последнее священнейшее для меня создание спасти от пошлой карьеры обыкновенных оперных спектаклей? К этому особенно побуждает меня чистая тема, чистый сюжет моего «Парсифаля». В самом деле, разве возможно, чтобы драма, которая дает нам в сценическом образе возвышеннейшие мистерии христианской веры, исполнялась в таких театрах, как наши, с их оперным репертуаром, с их публикой? Я не стал бы обвинять наше духовенство, если бы оно выразило обоснованный протест против постановки священнейших мистерий на тех самых подмостках, которые вчера и завтра были и будут залиты широкой волной фривольности, перед публикой, для которой эта фривольность является единственной притягательной силой. Постигая то, что происходит кругом, я назвал своего «Парсифаля» «сценическим священнодействием». Им я должен освятить мой театр, мой фест-театр в Байройте, одиноко стоящий в стороне от всего мира. Только там будет поставлен «Парсифаль». Его не должны давать на других сценах — для забавы публики. Но как осуществить это на деле, — этот вопрос составляет предмет моих забот и размышлений. Я думаю о том, каким путем, какими средствами я могу упрочить за моим произведением тот характер исполнения, о котором я говорю». [173]
173
Цит. по: Вагнер Р. Избранные дневники и письма. Обращение к друзьям. С. 516–517.
Надо сказать, что условие, поставленное Вагнером, — не исполнять «Парсифаль» нигде, кроме Фестшпильхауса, по крайней мере в течение 30 лет после его смерти — неукоснительно было соблюдено.
До последнего своего часа Вагнер верил в великую миссию истинного искусства. В эту идею вместе с ним верил еще один человек — баварский король Людвиг II. Если бы они дожили до сегодняшнего дня, то испытали бы величайшее разочарование…
Людвиг больше не виделся с Вагнером лично, но оставался верным почитателем его гения. Последняя телеграмма короля к Вагнеру датирована 2 января 1883 года. Ответное письмо композитора— 10 января. «Когда Вагнер 13 февраля 1883 года умер в Венеции, Людвиг горько плакал, а затем послал своего генерал-адъютанта встретить гроб Вагнера на границе и возложить на него чудесный венок из лавров, цветов и пальмовых ветвей с надписью: «Король Людвиг Баварский — великому артисту, поэту слова и музыки, Рихарду Вагнеру». Этот венок провожал потом гроб Вагнера до могилы». [174]
174
Лаврентьева С. И. Указ. соч. С. 40.